Она подумала об Эрике, и ее кольнуло чувство вины — он сейчас зажат в тиски Лондона. Рев уличного движения оглушает его, ноздри заполнены городским смрадом, а он, бедняжка, проталкивается в переполненный ресторан, чтобы в спешке съесть ленч. Камилла улыбнулась своим мыслям. Правда заключалась в том, что Эрик привык к такой жизни, так же как и она. Его бы насмешило ее нынешнее настроение. Неожиданно пробудившийся вкус к сельской жизни — это та часть ее натуры, с которой он совсем незнаком.
Идиллия, однако, продолжалась недолго.
— Так что же подумает ваш друг Эрик, когда узнает, что вы путешествуете со мной?
Только ей удалось забыть о нем, как Росс объявился рядом и с удивительной точностью прочел ее мысли.
Камилла быстро повернулась и стрельнула в него взглядом. До последней минуты он болтал с паромщиком, и она надеялась, что этого занятия ему хватит до конца плавания.
— Не понимаю, что вы имеете в виду, — пробормотала она и убрала с лица выбившиеся пряди.
Росс небрежно облокотился на поручень и с веселым видом разглядывал ее. Темные волосы развевались на ветру.
— Вы ведь дали Эрику знать, что уезжаете со мной?
— Конечно. — Камилла сощурилась, не совсем уверенная, нравится ли ей, как сформулирован его вопрос. Но в то же время она моментально почувствовала знакомое напряжение, будто все внутренности у нее стянуло в узел. Так бывало всегда, когда он упоминал об Эрике. Росс говорил о нем с такой небрежной фамильярностью, что в его тоне слышался вызов и хотелось отбить удар. Он относился к Эрику так, будто знал его лично. Самое неприятное заключалось в том, что Росс словно сокращал дистанцию между собой и Эриком. А ей хотелось расширить пропасть между ними.
Камилла с усилием подавила желание надерзить и обернулась к морю.
— Вы не проголодались?
— Немного. — От возбуждения Камилла забыла о голоде, но прошло не меньше пяти часов с тех пор, как она завтракала. От одного только упоминания о еде желудок свела мучительная судорога.
— Тогда подкрепитесь. — Росс протянул ей большой полиэтиленовый пакет. Когда они ждали, пока погрузят на паром машины, Росс сбегал в деревню и через пятнадцать минут вернулся со свертком неопределенного вида. Он не сказал, что в свертке, а Камилла не спросила. И сейчас она с облегчением узнала, что в подозрительном пакете содержится сюрприз — их ленч.
Росс повел ее в дальний уголок палубы и сел на одну из скамеек, сделанных из деревянных планок. Камилла села рядом, но не очень близко, он же, продолжая удивлять ее, принялся извлекать из пакета всевозможную снедь — свежие булочки, от которых у нее сразу потекли слюнки, круг сыра, несколько глянцевитых красных яблок, ветчину и термос с кофе. Он улыбался с довольным видом фокусника, вытащившего из шляпы кролика.
— Теперь быстро за дело! Берите! — угощал он, посматривая на нее.
Камилла выбрала булочку, добавила к ней ломоть золотистой поджаренной ветчины, помидор и щедро намазала ветчину домашней приправой четни. Потом с удовольствием впилась в бутерброд зубами.
— О’кей? — спросил он, наливая ей и себе кофе из термоса и беря булочку.
— Отлично! — с жаром подтвердила Камилла.
— Конечно, это не такие деликатесы, какими вы обычно наслаждаетесь с Эриком, но деревенская еда полезнее для здоровья. Гарантирую.
Саркастические нотки, прозвучавшие в голосе, заставили ее оторваться от булки и взглянуть на Росса, который наблюдал за ней, задумчиво вздернув темную бровь. Он всего лишь по своему обыкновению подшучивал над ней, но Камилла еле сдержалась, злость неудержимо рвалась из нее.
Она положила булочку и посмотрела ему прямо в глаза.
— Знаете, вы насчет меня ошибаетесь, — сказала она.
— Ошибаюсь? — Он откусил большой кусок булки. — Объясните мне, в каком смысле.
— По-моему, во всех смыслах. — Камилла в нерешительности замолчала, не зная, стоит ли продолжать. Она редко с кем говорила о своем прошлом, и, уж во всяком случае, Россу Макеоуну нет дела до ее детства. Но что-то заставило ее продолжить: — Вы, кажется, думаете, что я избалованная, испорченная девица, которой все в жизни дается легко. Так вот, это слишком далеко от истины.
Серые глаза внимательно изучали ее. Он не подтверждал и не отрицал обвинения.
— Мать умерла, когда мне было семь, — натянутым голосом рассказывала Камилла. — Отца я вообще не знала. Я выросла среди чужих — в сиротских приютах и в семьях, берущих детей на воспитание. В самых бедных районах Лондона. В миллионе световых лет от Найтсбриджа, где, как вы полагаете, я обитаю. Поверьте, мне известно, что такое трудности жизни, и не вам учить меня, как преодолевать их.