111 
— Они спрашивали меня снова и снова, а я отвечал, что был за рулем. Тем более, что ни один из нас не был пристегнут, а машина оказалась такой искореженной, что невозможно было знать наверняка. К тому времени, как я захотел сказать правду, мне предъявили обвинение, и было уже слишком поздно, особенно учитывая то, что Зак ничего не помнил, и до сих пор не помнит. Было слишком поздно что-то изменить.
Из ее глаз потекли слезы, я захотел стереть их, но не мог прикоснуться к ее лицу. Я чертовски боялся, что она меня оттолкнет. Пока же я хотя бы продолжал обнимать ее.
— С тех пор я постоянно жил с этой ложью. Я очень сожалел и хотел рассказать правду, но что потом? Мое время прошло. И правда уже ничего не меняет.
— Меняет, — наконец, сказала она. — Она меняет очень многое, — она прижалась ко мне губами, без конца повторяя, — все меняет, все, все...
Я почувствовал вкус ее слез и ее губ, вкус правды и ее любви.
Мы начали целоваться, ее руки запутались у меня в волосах, а я гладил ее лицо и шею. Ее губы стали настойчивее, а руки требовательнее.
Я прекратил поцелуй, но она не разорвала объятий.
— Шарлотта.
Она приложила палец к моим губам, заставив меня замолчать.
— Перестань думать, — сказала она, снова набрасываясь на меня.
Глава 33
Лотти
В тот момент, когда с его губ слетела правда, во мне словно обрушилась плотина, все, чего я теперь хотела — это целовать его, любить его и наверстать все упущенное. Компенсировать все, через что ему пришлось пройти.
Я никогда так никого не хотела, как его. Так сильно, до боли.
Место у камина было не совсем удобным для моих целей, поэтому я попыталась подтолкнуть его на толстый пушистый ковер, лежащий на полу.
Но преуспела лишь в том, что сама ударилась коленом и сильно ушибла ему руку.
— Ох, — выдохнули мы оба друг другу в губы.
— Ты в порядке? — спросил он, погладив рукой мое колено. Поцелуи в какой-то степени заглушали боль.
— Нормально. А ты?
— Я тоже.
Наконец, когда мы расположились на коврике, он оставил мои губы и убрал мне волосы с лица.
— Моя прекрасная девочка.
Ну, красивой я, конечно, не была.
— Я люблю тебя, — сказала я, потому что эти слова казались мне самыми подходящими сейчас.
Его глаза немного увлажнились, когда он ответил:
— И я тебя люблю. Больше, чем я могу себе представить, — он опустил голову мне на грудь, и я прижала его к себе.
Я начала тихонько петь, потому что посчитала это подходящим для данного момента. Первой на ум пришла ‘Dance Me to the End of Love’ , поэтому я пела эту песню, а он начал тихонько подпевать мне.
Он поднял голову, его глаза оказались влажными и покрасневшими.
— Ты так и не смогла потанцевать, — сказал он.
— Мы не в очень подходящем положении для танцев, — я зарылась руками в его прическу. Боже, как же я люблю эти волосы. Особенно сейчас, когда я, наконец, получила к ним доступ.
— Действительно, — он заправил прядь волос мне за ухо. — Так может, изменим наше положение?
Я сглотнула.
— Что конкретно ты хочешь изменить?
— Я тут подумал... может, ты захочешь посмотреть мою комнату? — похоже, он нервничал не меньше моего.
— Посмотреть твою комнату? — повторила я.
— Да.
— Ты сейчас спросил то, о чем я думаю?
— Если ты думаешь, что я спросил, согласна ли ты пойти со мной в постель, то да. Я спросил об этом, — в его темных глазах вспыхнуло новое чувство. Отчаянная потребность.
— Ты уверен, что сейчас подходящее время?
Он приподнялся на локтях и начал отстраняться, на меня словно вылили ведро холодной воды.
— Я не говорю «нет». Просто я не знаю. Мы оба отдались во власть момента, я знаю, что призналась тебе в любви, и это действительно так, я хочу заняться этим с собой, но не уверена, готова ли для этого. Поэтому я не сказала «нет». Скорее это... «может быть»?
К моему удивлению, он улыбнулся.
— Теперь я хочу тебя еще сильнее, милая, — он поцеловал меня в лоб и перекатился на бок, увлекая за собой, так что я оказалась в его объятиях.
— Значит, ты не обижаешься?
— Если один из нас не хочет, а мы все равно это сделаем, это будет неправильно. А я хочу, чтобы у нас все было правильно. Эти отношения контролировала ты, и я хочу, чтобы так все и осталось. Это самое меньшее, что я могу сделать после того, что тебе довелось пережить по моей вине.
111 
