Наконец пьяный тип в испуге отступил. Слишком поздно. Джексон уже бросился на него, размахивая кулаками.
Изо рта незнакомца разлетаются брызги крови, снова и снова, но Джексон продолжает безжалостно его избивать. В движениях крепкого тела звериная сила, взгляд дикий...
Почему я не могу уйти? Убраться подальше из этого жуткого места?
Подальше от этих ужасных звуков: резкого грохота дождя по крыше, женского мычания, стонов пьяницы, которого молотит Джексон.
И вот... последний удар по челюсти. Послышался хруст костей.
Пьяный тип провернулся на одной ноге, выплёвывая окровавленные зубы, и упал.
— Bagasse, — процедил Джексон, безжалостно ухмыльнувшись.
Жом сахарного тростника. Выжатый до буквального смысла этого слова. Я зажала уши, борясь с головокружением.
Теперь, когда враг побеждён, гнев Джексона начал стихать. Вдруг он повернул голову в мою сторону и смущенно свёл брови:
— Эванджелин, что ты...?
Он обвёл взглядом своё жилище, словно увидел его моими глазами. Словно увидел эту дыру впервые в жизни.
Даже после проявленной Джексоном жестокости, я не могу перестать его жалеть.
И, видимо, он заметил это по выражению моего лица, потому что покраснел от смущения. Но смену смущению опять вернулась ярость, полностью заполонившая взгляд.
— Какого хрена ты сюда припёрлась? — у него на шее напряглись сухожилия. — Что ты делаешь в моём доме?
Я, хлопая глазами, попятилась назад. Только не поворачивайся к нему спиной, не отводи взгляд...
— Такие люди и в Бейсене? C’est ça coo-yôn! Bonne à rien! Никчёмная девчонка, способная лишь ввязываться в неприятности.
Я никогда ещё так отчётливо не слышала его акцент.
— Я... я...
— Захотелось узнать, как живут бедняки? Да?
Переступив порог, я вышла на крыльцо.
— Я хотела забрать альбом, который ты у меня украл!
Блеснула молния, осветив лицо, искажённое гневом. Тотчас же прокатился раскат грома, встряхнув хижину так, что аж крыльцо заскрипело. Я вскрикнула и взмахнула руками, пытаясь удержать равновесие.
— Тот альбом с сумасшедшими рисунками? Пришла, устроить мне разнос?
Джексон протянул в мою сторону раненную руку, и я отступила назад под проливной дождь.
Шаткая ступенька под ногой прогнулась, и мою лодыжку пронзила боль.
Я падаю... падаю... и приземляюсь задницей в лужу. Хватаю ртом воздух, отплёвываюсь, слишком ошеломлённая, чтобы кричать.
Мокрые пряди облепили лицо и плечи. Я попыталась встать, но увязла в топкой грязи. Убирая с глаз волос, совсем перепачкала ею лицо.
Сморгнув капли дождя, я крикнула:
— Ты! — хочется обозвать его последними словами, обвинить во всем, что можно, но с губ снова и снова срывается одно лишь. — Ты!
— Ты мне противен! — наконец выпалила я.
Он едко усмехнулся:
— Да неужели? Не ты ли этой ночью облизывала губы, мечтая о поцелуе? Тогда тебе нравилось моё общество!
Я залилась краской.
— Ты пудрил мне мозги, пока твой дружок неудачник воровал наши вещи. Притворился, будто я тебе нравлюсь.
— Что-то ты не сильно противилась! — он поднял раненную руку и запустил пальцы в волосы. — Я тут прослушал твоё сообщение Рэдклиффу. Значит, ты собиралась меня поцеловать, а через несколько дней отдаться ему?
— Отдай мой альбом!
— Или что? Что ты мне сделаешь? У куколки нет зубов.
Меня охватило отчаяние. Кайджан прав. Сила на его стороне. Разве что я могла бы задушить кого-то лозами, или изрезать на тесёмки, как красная ведьма из моих снов?
Ногти начали удлиняться, и меня охватило чувство блаженного единения, как тогда с тростником. Я ощутила всё растения вокруг: их расположение, силу и слабости.
Почувствовала, как кипарис, растущий у хижины Джексона, потянул ко мне свои ветви; как поползли, отозвавшись шелестом, стебли кудзу, готовые стать в мою защиту.
На короткое мгновение мне захотелось показать ему, на чьей стороне сила на самом деле, наказать за причинённую боль.
Наказать? Нет, нет! Я немедля попыталась осадить гнев.
— Хочешь свои рисунки? — Джексон метнулся в дом и вернулся с альбомом. — Лови.
И швырнул его, словно фрисби, разбросав страницы по всему двору.
— Нет! — крикнула я, задыхаясь от возмущения.
Наконец я смогла подняться на колени, и, судорожно откашливаясь, начала собирать рисунки. От прикосновений к бумаге в сознании вспыхивают видения.