Особенно,... 
20 
Она беззаботно улыбнулась.
— Конечно же, выпороть. Но все равно, сегодня он будет хозяином стола. — Она снова почувствовала приступ необычайного возбуждения.
Франц внимательно взглянул на нее и заразительно расхохотался.
— Не далее как вчера ты утверждала, что он тебя не интересует. Ох уж эти женщины!
— Напротив, Петер давно привлек мое внимание. Просто мне казалось, что ему не до меня. К счастью, я ошиблась…
— К счастью?
— Конечно же, и сегодня он собирается у меня заночевать.
— Гм. Но надеюсь, ты выбросила из головы эту дурацкую идею насчет ребенка?
Илона отвернулась.
— Нисколько она не дурацкая. Из меня получится превосходная мать.
— Не сомневаюсь. Но вряд ли Петер Адлер окажется любящим отцом.
— А он ничего и не узнает. К тому же я ни на что не рассчитываю. Разве что на его гены.
— Послушай, Илона, будь осторожна. Может быть, он и не плохой человек, но… все эти банкиры на одно лицо. И этот, по-моему, такой же. Ходячая банкнота — и ничего более. И все-таки… зачем его обманывать? Ты же всегда была порядочным, прямым человеком.
— Да, была, — Илона явно смутилась. — Но, может быть, ты просто плохо меня знаешь?
Удивленно посмотрев на нее, Франц рывком открыл банку пива.
— Не думаю.
— Так или иначе, это не твоего ума дело. Простите за грубость, шеф, но я буду спать, с кем хочу. Я же в твою личную жизнь не лезу.
— Если бы. Вечно даешь мне советы, в которых я не нуждаюсь.
— Ты все равно к ним никогда не прислушиваешься. Впрочем… оставим это, Франц.
— Хорошо, но потом не говори, что тебя не предупреждали.
— О, пожалуйста, не надо обо мне заботиться!
— Да, так будет лучше.
— Амелия была права, — со вздохом констатировала Илона. — Ты терпеть не можешь других мужиков.
— Не всех, а только некоторых, — усмехнулся он. — Ну, а как насчет ужина?
— Боюсь, как бы мой пирог не подгорел, — она озабоченно заглянула в духовку.
Это просто какое-то наваждение, думал Петер, стоя под холодным душем. Колючие струйки ледяной воды хлестали его плечи, грудь, живот. Ему уже становилось холодно, но возбуждение не спадало. Он вдруг понял, что будет находиться в плену страсти до тех пор, пока не затащит эту ведьму в постель и не проведет с ней там недельку-другую.
Да, в Илоне было все, чего он жаждал. Более того, она представляла собой взрывоопасную смесь наивности, ранимости и возмутительной самоуверенности. Искусительница, которая в самые горячие минуты не теряет головы. Соблазнительница, которая притворяется жертвой…
Именно это опасное сочетание и заставило его весь вечер ходить по лезвию ножа, едва удерживаясь от бесконтрольной вспышки страсти. А впереди предстояла и вовсе настоящая пытка. Петер понятия не имел, как все это вытерпит.
Теперь он выглядел посмешищем в собственных глазах, а ведь, принадлежа к сливкам высшего общества, привык, чтобы ему завидовали, его боялись, его расположения искали. А может быть, именно его сила и удачливость и привлекают к нему Илону?
И вдруг Петеру до боли захотелось освободиться от того, чем он жил раньше, отказаться от всех этих дурацких условностей, заставляющих человека делать вовсе не то, что он хочет.
Одним из таких неписаных правил его прежней жизни была манера одеваться. Петер внимательно оглядел себя в зеркале и неодобрительно покачал головой.
Ему не понравилось то, что он увидел. Дома, в Германии, его костюм выглядел бы элегантным, и вместе с тем немного небрежным. Серые брюки и пиджак, рубашка с коротким рукавом…
А Франц Бауэр, конечно же, явится к ужину в джинсах и свитере, — во-первых, чтобы весь вечер чувствовать себя свободно и раскованно, а во-вторых, чтобы подчеркнуть неуместность официального наряда гостя.
Что же до Илоны… Невозможно даже представить себе, что нацепит на себя эта ведьмочка! Может быть, даже коротенький халатик и бикини.
Впрочем, черт с ними, этими «снобами наоборот». Он — Адлер и просто обязан оставаться самим собой.
Наклонившись к зеркалу, Петер решительно сжал губы, зачесал волосы назад и пригладил их руками. Они от природы были густыми и пышными и начинали завиваться, если он позволял им это.
Когда ему было около восьми лет, отец посмеялся над его вьющимися волосами, сказав, что он похож на девочку. Потом маленький Адлер вырос и понял, что лысый отец просто завидовал его роскошной шевелюре. Но привычка гладко причесываться осталась навсегда, и уже в юности Петер постоянно пользовался гелем, неустанно выпрямляя непослушные кудри.
20 
