— С удовольствием.
Подойдя, Кейт сунул руку в карман.
— Подарок для тебя, женушка.
Это была чудесная брошь с кремовыми и красноватыми камнями. Пруденс знала, что брошь будет великолепно смотреться на ее темно-красном платье с оттенком ржавчины.
— Увы, не годится для траура.
— Да, но это время пройдет. Есть еще фамильные драгоценности, но я не стану бороться с матерью из-за тех, за которые она цепляется, если ты не настаиваешь. Артемис, конечно, отказалась от наших фамильных украшений, эта брошь из них.
Эго означало, что брошь теперь не получится надеть в присутствии невестки. Несмотря на поведение Артемис, Пруденс не хотела причинять ей боли.
— Я грешу, одаряя тебя минимумом украшений, но скоро куплю тебе что-нибудь более значительное.
— Расточительность, — упрекнула Пруденс.
— Инвестиция. Я составляю документ о твоих карманных деньгах и вдовьей доле наследства, все мои подарки будут твоей собственностью, пока я не оговорю иного порядка.
— После твоей смерти? Даже думать об этом не хочу!
— И я тоже. Пусть это случится через многие десятилетия. Но если я оставлю тебя вдовой, то хочу, чтобы ты была хорошо устроена и независима.
— Независима, — эхом повторила Пруденс. — Похоже, это вряд ли возможно.
— Может быть, тебе вскоре захочется стать веселой вдовой, — поддразнил Кейт.
— Нет. Никогда.
— По крайней мере, на ближайшие пятьдесят лет.
Кейт быстро поцеловал ее в губы и вышел.
Пруденс перебирала в уме события утра. Кейт на нее не сердится. И не мог выдумать ее нежелания, тогда почему ничего не произошло? Все придают такую важность первой брачной ночи. Настоящей ночи.
Пруденс припомнила, как читала книгу в библиотеке отца и наткнулась на упоминание обычая демонстрировать запачканные кровью простыни. Обескураженная, она тогда побежала к матери, а та хмуро выговорила отцу, что некоторые книги нельзя оставлять дома.
Мать ничего не объяснила, но сказала, что сделает это, когда придет время. Время так и не пришло. Теперь Пруденс знала про кровь, но не понимала отсрочки.
Возможно, ей полагается что-то сделать, как полагается за обедом позвонить в колокольчик, чтобы подали очередную перемену блюд. Возможно, нужно поохотиться за спрятанным колокольчиком вызова мужа.
Пруденс усмехнулась, но на всякий случай отправилась на поиски.
Увы, безрезультатно.
Она велела Карен убрать со стола и с удивлением увидела, что Карен вызвала для этого нижних слуг. Ничего не поделаешь, тут своя табель о рангах. Теперь нижним слугам нужно делать девчонке реверанс?
Ситуация перестала быть забавной. Карен нельзя возвращать в ее прежнее положение. Пруденс понимала, каково ей самой было бы вернуться во «Двор белой розы». Кейт беззаботно заметил, что девушку можно оставить в качестве младшей горничной. Насколько Пруденс понимала порядки, царившие в служебном холле, это будет не так просто. Она отбросила эти мысли: пройдет время, прежде чем она наймет подобающую горничную.
А сейчас ее главная забота — это исполнять свои обязанности. Она больше не будет уклоняться, у нее теперь есть траурная одежда. Нужно заявить о своих полномочиях. Пруденс вызвала экономку и просмотрела дневное меню. Она даже подписала свой первый документ — одобрила покупку чая — и обсудила возникшую проблему.
— Миледи, к сожалению, кондитер ушел.
— Ушел? — переспросила Пруденс. — Почему?
— Почувствовал, что его не оценили, миледи.
— Кто?
Экономка поджала губы, и Пруденс поняла ответ. Значит, это она. Несомненно, это проделки Артемис, а в результате экономка теперь держится сдержанно и сухо.
— Я находила его пирожные роскошными, — твердо сказала Пруденс. — Он действительно ушел? Нельзя убедить его передумать?
— Думаю, он уехал с первыми лучами солнца, чтобы успеть на карету в Лондон. Его пытались переманить многие, миледи.
— Тогда и мы должны попытаться переманить кого-нибудь столь же умелого.
Пруденс была в ярости, хоть и скрыла это. Куда еще нацелит невестка свои отравленные стрелы? Скверно, что дом покидают квалифицированные работники. Но и оставшиеся слуги в дурном настроении могут незаметно нанести серьезный ущерб. Уилл Ларн, муж Хетти, служивший конюхом на постоялом дворе, рассказывал, что если проезжающий давал мало чаевых, то получал холодную еду и сырую постель.