Последние отзывы

  19  

— Работенка обещает быть трудной, будьте к этому готовы, — сказал он Деньо. — Очень трудной. Возможно, мы ничего не найдем.

— Я не понимаю.

— Убийство, — объяснил Адамберг, разводя руки. Это чистое четкое убийство. Работенка потруднее, чем камни дробить.

— Убийство?

— Но ведь туфелька, Деньо, черт побери.

— Говорят, она в Сене.

— Это ты так говоришь, — заметил Адамберг, качая головой. — Тело распухло, и вторая туфелька намертво держится на ноге. Та, которую мы ищем, не в Сене. Она упала, когда убийца переваливал труп, убийца ее и взял.

— Никаких доказательств, — тихо пробормотал Деньо.

— Нет, никаких доказательств. Жаль, что эта другая туфелька не захотела ничего нам рассказать. Ты представляешь, Деньо, как информативна обувь? Что можно узнать по ней о людях? Да почти все, в сущности. Возможно, что наши мысли находят отражение в обуви.

Жан-Батист Адамберг медленно осматривал пятый мост, мост Берси, когда ему позвонили из службы розыска пропавших без вести. Он укрылся за парапетом и заткнул второе ухо пальцем.

— Говорите громче, старина!

— Анни Рошель, — кричал полицейский. — Об исчезновении заявили сегодня утром в восемь тридцать.

— Кто заявил?

— Ее соседка, подруга. Она должна была прийти к ней вчера вечером, чтобы проводить Рождество. Она не пришла. Описание подходит.

Тремя часами позже, Адамберг присоединился к Деньо и Данглару в кафе на улицы Вуйе, расположенному напротив дома покойной. Женщину опознали. Анни Рошель, пятьдесят шесть лет, не замужем, родилась в Лилле.

— Что еще нам известно?

— Она росла около Лилля в маленькой деревне. В двадцать лет приехала в Париж работать горничной. Десять лет тому назад ее брат забрал ее оттуда и купил ей Отель-де-ля-Гард, недалеко отсюда — тридцать две комнаты. У брата есть деньги.

— Он живет в Париже?

— Да. Других родственников у нее нет.

— Сумка? Туфелька?

— Ничего.

— В данный момент, — сказал Данглар, — туфелька должна доплыть до Руана.

Адамберг молча покачал головой.

— Раз уж об этом зашла речь, — неуверенно вмешался Деньо, — Сена не берет начало в Мон-Жербье-де-Жон.

Адамберг озадаченно посмотрел на лейтенанта.

— А что берет начало в Мон-Жербье-де-Жон?

— Луара, — робко сказал Деньо.

— Это правда, Данглар? Луара?

Данглар кивнул.

— Сена, — почти неслышно продолжал Деньо, — начинается на плато Лангр.

— Никогда о таком не слышал. А вы знали про это плато Лангр, Данглар?

— Да, — подтвердил Данглар.

Адамберг задумчиво покачал головой.

— Во всяком случае, — заявил он, — жертва прибыла ни с плато Лангр ни с Мон-Жербье-де-Жон. Она прибыла с улицы Вуйе. Заканчивайте ваше пиво, Данглар, и мы поднимемся к ней.

— За нами, — сказал Данглар, оттопырив большой палец, ее брат. Он возвращается из морга.

— Потрясен?

— Да, кажется.

— Часто ли они виделись с ней?

— Один-два раза в неделю.

— Расскажите мне о нем.

Данглар порылся во внутреннем кармане пиджака и достал карточку.

— Его зовут Жермен Рошель, он вырос в той же деревне около Лилля. Ему шестьдесят три года, одинок. Как и сестра, скажем, но он все-таки мужчина. Но он преуспел. Импорт-экспорт консервированных овощей, большой завод в Лилле, крупное состояние, обосновался в Швейцарии и вернулся десять лет тому назад. Он продал дело, реализовал собственность, ушел на покой и живет на ренту в Париже.

— На широкую ногу?

— Весьма. Возвратившись во Францию, он купил этот отель для сестры.

— Почему не раньше?

— Она жила с парнем, которого он ненавидел. Подлец, по его словам. Они не виделись в течение двадцати лет — до тех пор, пока она не бросила того парня.

— Его имя?

— Ги Вердийон. Он был администратором в отеле, где работала Анни.

— Что она делала вечером 24-го?

— Поужинала с братом в большом ресторане на улице Опера. У нас есть свидетели — водители грузовиков. Он проводил ее и оставил на углу ее улицы около полуночи.

Адамберг взглянул на брата. Неповоротливый мужчина с короткими руками и в крупном сером пальто обхватил руками лысую голову.

Осмотр квартиры Анни Рошель начался в пять часов и шел медленно и рутинно. «Ищем сумочку», — сказал Адамберг. Он снял со стены гостиной большую рамку, составленную из мозаики детских фотографий. Школа, причастие, дни рождения, родители, первая машина, купание в море. Жермен Рошель, тяжело опустившийся на бархатный стул, смотрел на все это. Адамберг поставил рамку на пол.

  19