Сначала, вроде бы ничего, но потом стало скучно, ггероиня оказалась какой-то противной... 
32 
– Как я уже говорила, мой отец преподает историю Средневековья, – мягко напомнила Даглесс, – и я помогала ему в кое-каких исследованиях. Может, я сумею и вам помочь найти то, что ищете. Кроме того, сколько найдется людей, которые даже не подумают помочь человеку со шпагой и в присборенных шароварах!
Николас медленно встал.
– Вы имеете в виду мои штаны-буфы? Смеетесь над моей одеждой. Эти… эти…
– Брюки.
– Брюки. Они так стискивают ноги, что нагнуться невозможно. А это… – Он положил руку в карман. – Они так малы, что туда ничего не поместится! И прошлой ночью я замерз на дожде, и…
– Но сегодня вы согрелись, – улыбнулась она.
– Еще и это! – Он ткнул пальцем в молнию. – Это может опасно поранить самые чувствительные места мужчины!
Даглесс начала хохотать.
– Если бы вы надели нижнее белье, вместо того чтобы оставить его на кровати, может, молния и не нанесла бы вам вреда.
– Нижнее белье? Что это такое?
– Эластик, помните?
– Ах да! – широко улыбнулся он.
Даглесс внезапно помрачнела. Что ей теперь делать? Снова плакать? Шесть подруг устроили ей ужин перед отъездом в Англию и пожелали доброго пути. Сколько хороших слов было сказано о ее романтическом путешествии! И вот всего через пять дней ей не терпится вернуться домой.
Глядя на этого улыбающегося человека, Даглесс упорно задавалась вопросом: если быть совершенно честной с собой, что бы она предпочла? Провести эти четыре с половиной недели с Робертом и Глорией или помочь этому человеку узнать, что случилось в его прежней жизни?
Улыбнувшись Николасу, она подумала, что вся эта история напоминает ей о романе с призраками, где героиня идет в библиотеку и читает о проклятии, наложенном на дом, который она сняла на лето.
– Да, – неожиданно услышала она свой голос. – Я помогу вам.
Николас сел рядом, взял ее руку и благоговейно поцеловал.
– В душе вы настоящая леди.
Улыбка Даглесс мгновенно исчезла.
– В душе? Хотите сказать, что во всем остальном меня нельзя считать леди?
Николас слегка пожал плечами:
– Кто может понять, почему Богу вздумалось соединить меня с простолюдинкой?
– Ах вы… – начала она, намереваясь сообщить, что ее дядя был королем Ланконии и она часто проводила у него лето, играя с шестью кузенами, принцами и принцессами. Но что-то ее остановило. Пусть думает что хочет. – Может, мне обращаться к вам «ваше сиятельство»? – ехидно осведомилась она.
Николас задумчиво нахмурился:
– Я размышлял над этим вопросом. Здесь, где никто не знает о моих титулах, я могу свободно передвигаться незамеченным. И одет я, как все здешние люди. Ваши странные законы мне непонятны. Да и деньги… мне следовало бы нанять слуг, но в этом времени одна рубашка стоит дороже их годового жалованья. Как я ни стараюсь, все не могу понять ваших обычаев. И часто… – Он отвел глаза. – Часто делаю глупости. Выгляжу полным идиотом.
– Как и я, несмотря на то что выросла в этом веке, – весело заверила Даглесс.
– Но ты женщина, – возразил он.
– Прежде всего следует прояснить один важный вопрос: в этом веке женщины не рабыни мужчин. Сегодняшние женщины говорят все, что хотят сказать, и делают все, что хотят сделать. Мы твердо знаем, что пришли в этот мир не затем, чтобы служить игрушкой мужчинам.
Рот Николаса изумленно открылся.
– Так вот кем считают женщин моего времени? Воображаете, будто женщины существовали только для удовольствия мужчин?
– Покорные, послушные, запертые в замке, постоянно беременные и не умеющие даже читать, поскольку им запрещали учиться.
Эмоции сменялись на лице Николаса: удивление, гнев, недоверие. Наконец он немного успокоился и улыбнулся. В глазах плясали веселые искорки.
– Вернувшись, я обязательно расскажу матери, что о ней думали в двадцатом веке. Учти, мать похоронила троих мужей. – Губы его смешливо дернулись. – Король Генрих утверждал, что мужья матери сами сводили себя в могилу, поскольку и вполовину не были такими мужчинами, как она. Покорная? Нет, леди, вот уж покорной ее не назовешь! Необразованная? Мать говорит на четырех языках и спорит с философами!
– Значит, ваша матушка – исключение. Я уверена, что большинство женщин были абсолютно угнетены и забиты. Иначе и быть не могло. Недаром они считались собственностью мужчин!
Он ответил пронзительным взглядом:
– А в ваши дни мужчины так уж благородны? Не покидают женщин? Не оставляют их на милость природы, без денег, защиты и средств найти ночлег хотя бы на одну ночь?
32 
