49 
– Сам напросился, – с гордостью объявила миссис Колкин. – Так что я позвонила супруге мэра…
– А старина Пайкер придет?
– Его целый день не было дома.
Начальник полиции снял мундир и аккуратно повесил его в шкаф. Если бы та война продлилась еще хотя бы год, ему дали бы полковника: он установил прекрасные взаимоотношения со штабом полка, снабжая офицерскую столовую продуктами по цене самую чуточку выше себестоимости. В новой войне он несомненно добьется полковничьего звания. Шум подъехавшего автомобиля, шуршащего шинами по гравию, заставил его сбежать вниз по лестнице.
Мэрша заглядывала под диван, пытаясь отыскать своего пса, укрывшегося там, словно зверек в норе: он не желал общаться неизвестно с кем. Миссис Пайкер стояла на коленях, засунув голову под бахрому обивки, и повторяла заискивающим тоном:
– Чинки, Чинки!
Чинки рычал в ответ, невидимый в темноте.
– Так-так, – произнес начальник полиции, стараясь, чтобы в его тоне была хоть толика тепла. – А как Альфред?
– Альфред? – удивилась мэрша, вылезая из-под дивана. – Он вовсе не Альфред. Он – Чинки. Ax, – продолжала она поспешно – у нее была манера добираться до смысла сказанного собеседником, ни на минуту не прерывая поток собственной речи, – вы спрашиваете, как он? Альфред? Он опять исчез.
– Чинки?
– Нет, Альфред.
Дальше этого беседа не двинулась, впрочем так оно всегда и было в беседах с супругой мэра. Вошла миссис Колкин. Спросила:
– Нашли его, дорогая?
– Да нет, он опять исчез, – сказал начальник полиции, – если ты имеешь в виду Альфреда.
– Он под диваном, – ответила миссис Пайкер. – Не хочет вылезать.
Миссис Колкин сказала:
– Я должна была предупредить вас, дорогая. Но я подумала, что вы, конечно, в курсе. Про то, как сэр Маркус не терпит даже вида собак. Конечно, если он не вылезет, будет сидеть тихонько…
– Бедняжка, – сказала миссис Пайкер, – он такой чувствительный. Сразу понял, что он здесь нежеланный гость.
Начальник полиции вдруг осознал, что дальше терпеть все это невозможно, и произнес:
– Альфред Пайкер – мой лучший друг. Я не потерплю, чтобы кто-то говорил, что он здесь нежелательный гость. – Однако никто не обратил на него внимания: горничная объявила о прибытии сэра Маркуса.
Сэр Маркус вошел на цыпочках. Он был очень старый, очень больной человек; бородка – несколько белых волосков – едва прикрывала его подбородок и была больше похожа на цыплячий пух. Казалось, его тело высохло в одежде, как ядрышко ореха в скорлупе. Он говорил с едва заметным иностранным акцентом, и трудно было определить, то ли он еврей, то ли происходит из древнего английского рода. Если в этом акценте и был некий призвук Иерусалима, то, несомненно, присутствовали и интонации Сент-Джеймского двора1; если и чувствовалось влияние Вены или гетто какой-нибудь из стран Восточной Европы, то вполне явственна была и манера выражаться, принятая в самых блестящих клубах Лазурного Берега.
– Так мило с вашей стороны, миссис Колкин, – сказал он, – предоставить мне возможность…
Трудно было расслышать, что произносит сэр Маркус: он говорил шепотом. Старческитусклые рыбьи глаза вобрали всех присутствующих разом.
– Я всегда надеялся, что смогу познакомиться…
– Могу ли я представить вам леди супругу мэра, сэр Маркус?
Он поклонился с чуть подобострастной грацией человека, который мог быть ростовщиком маркизы де Помпадур2.
– Персона столь знаменитая в нашем городе… – В его манере не было ни сарказма, ни высокомерия. Он просто был очень стар. Все казались ему на одно лицо. Он и не затруднял себя попытками отличить одно лицо от другого.
– Я думал, вы на Ривьере, сэр Маркус, – весело проговорил начальник полиции. – Выпейте хереса. Бесполезно предлагать вино дамам.
– Простите, я совсем не пью, – прошелестел сэр Маркус. У начальника полиции вытянулось лицо. – Я вернулся два дня назад.
– Слухи о войне, а? Собака лает – ветер носит.
– Джозеф, – резко оборвала его миссис Колкин, бросив многозначительный взгляд на диван.
Старческие тусклые глаза несколько прояснились.
– Да, да. Слухи, – повторил сэр Маркус.
– Я слышал, ваша «Мидлендская Сталь» снова набирает рабочих, сэр Маркус?
– Мне говорили что-то в этом роде, – прошептал сэр Маркус.
Горничная доложила, что стол накрыт к обеду; ее голос напугал Чинки, и он зарычал из-под дивана. На какой-то момент все испуганно замерли, с тревогой глядя на сэра Маркуса. Но тот ничего не слышал, или, возможно, непонятный шум расшевелил нечто давно забытое в его подсознании, потому что, сопровождая миссис Колкин в столовую, он со злостью прошептал ей:
49 
