— Если бы ты уехала пораньше, ничего и не случилось бы.
Усталость и пережитое волнение разрядились внезапным взрывом гнева.
— Когда же это «пораньше»?! Я и не знала, что…
— Да брось ты, — сказал он. — О чем тут спорить?
Майкл повернулся и направился к столу секретарши. Стоя к ней спиной, он перелистал телефонную книжку и снял трубку. Передав необходимую информацию и уточнив у Элизабет точное местонахождение ее машины, он дал отбой.
— Диспетчер сказала, что она кого-нибудь туда отправит, но сию минуту это сделать невозможно. Много аварий на дорогах.
— Тебе совсем не обязательно меня дожидаться, — она попыталась сказать это небрежно, прекрасно понимая, что напрасно тратит силы.
— А где Амадо? — спросил он.
— Утром уехал в Нью-Йорк.
— Ну, тогда это с концами. — Майкл подошел к окну и сделал вид, что всматривается в непроглядную темень. — Готов поспорить, что еще до конца этого путешествия Фелиция заставит его возненавидеть День Благодарения.
Как-то само собой ушло раздражение, напряженность. Словно все неприятности случились из-за грозы, бушующей за окнами, а не из-за их странных отношений.
— Пустое дело — говорить с ним об этом.
— Да, — согласился Майкл, — когда уж он вобьет себе в голову что-то, бессмысленно пытаться переубедить его.
Он повернулся и посмотрел на нее. Элизабет встретила его внимательный взгляд, и в воздухе повисло напряженное ожидание. С усилием прервав эту игру в гляделки, Элизабет подошла к столу секретарши.
— Мне надо еще кое-куда позвонить. Если мы в ближайшее время не раздобудем грузовик для буксира, то я… то мне ведь надо как-то решить вопрос с ночлегом, — тихо закончила она.
— Я об этом позабочусь.
— Ну, в этом нет нужды. Я вполне могу…
— Бог мой, Элизабет, ну что ты все усложняешь. Я бы сделал то же самое для любого.
Она решила не реагировать на его раздражение.
— Я ничего такого и не имела в виду. Просто подумала, что у тебя, возможно, есть какие-то планы. Они же всегда у тебя есть, когда ты в городе.
— А откуда ты это знаешь?
— Ну, я видела, как ты уезжаешь…
— А потом еще и не ложилась спать, пока не убедишься, в котором часу я вернусь домой, да?
— Если ты полагаешь, что я за тобой шпионю, то ошибаешься. Просто дело в том, что я…
— Что ты — что? Что тебя тревожит? — Он неумолимо приближался к ней. Элизабет отступила на шаг. — Уж не хочешь ли ты сказать, что даже и заснуть не можешь, все думаешь, с кем и чем я занимаюсь?
— А если и так — что с того? — выпалила она в ответ — Ну и что, теперь тебе стало легче?
— Нет, ни от чего, что я слышу, делаю, говорю, во что пытаюсь поверить, легче мне не становится.
Боль его слов пронзила ее сердце.
— Я знаю, — призналась она.
— Были у меня попытки с другими женщинами, но в итоге я только представлял, что они — это ты. Ты никогда не была в моей постели — и все равно она кажется пустой, когда я просыпаюсь, а тебя там нет. Я рассказываю тебе свою жизнь: как я мальчишкой наступил на ржавый гвоздь и меня потом бинтовали в больнице, как я изо дня в день вижу, что мой брат возделывает землю, о которой я мечтал сам, — а ты не слышишь ни слова.
— Так расскажи мне сейчас.
— А что толку?
Неожиданно для себя она тихо сказала:
— Я люблю тебя, Майкл…
Он изменился в лице.
— Сейчас-то ты зачем мне это говоришь?
— Потому что это правда, и мне слишком больно и дальше держать ее в себе.
Она протянула руку, чтобы коснуться его щеки, но Майкл перехватил ее ладонь. На какое-то мгновение ей показалось, что он собирается оттолкнуть ее прочь. Но потом он медленно повернул голову и со страстью прижался губами к ее ладони.
— А я уже и надеяться перестала, что все еще можно поправить, — прошептала она. — А время бежит, утекает безвозвратно…
— И ничего не меняется, — закончил он. — Мы не можем вот так это все продолжать, Элизабет.
— А разве у нас есть другой путь?
Майкл привлек ее к себе.
— Я бы и сам чертовски хотел это знать.
Элизабет положила голову ему на грудь; сердце у него колотилось так, что в ее ушах звенело.
— Я хочу, чтобы ты рассказал мне, каким ты был в детстве, как ты рос, — она откинула голову, чтобы посмотреть на него. — Хочу, чтобы ты рассказал о своем брате, — ее голос дрогнул. — Хочу услышать, что ты видишь во сне.