Особенно,... 
66 
Эндрю Риво привел кого-то в дом. Алекс слышал тяжелые шаги и гул голосов. Он слышал, как отец открыл складную, обитую панелями дверь в единственную в доме спальню и выкрикнул имя жены.
Алекс вышел из кухни и увидел, как его отец подталкивает жирного, раскрасневшегося мужчину к Лайле, лежащей в полуобморочном состоянии на кровати. Он заметил, что отцовская золотая цепочка с крестиком исчезла, что его кожа пожелтела от спиртного. Он видел, как незнакомец погладил руками свой округлый живот и повернулся к Эндрю.
— Она собирается просыпаться? — спросил он, и Алекс понял, до чего низко пал его отец.
Он стоял, словно перед ним неистовствовало пламя, — одновременно зачарованный и шокированный происходящим, отдавая себе отчет, что нужно что-то предпринять или закричать, чтобы его услышали, но в то же время понимая, что не в силах совершить эти простые действия. Он хрипло, отрывисто задышал, и внезапно нож, который он держал в руке, упал на пол.
Эндрю, закрывавший дверь спальни, замер. Взглянул на сына.
— Она ни о чем не узнает, — сказал он, словно это оправдывало его поступок.
От его первого удара отец согнулся пополам. Вторым он сломал ему нос. Дверь спальни приоткрылась, за ней стоял изумленный незнакомец в одних трусах. Он переводил взгляд с Алекса на его отца и обратно, потом ткнул пальцем в Эндрю.
— За тобой должок, говнюк! — заорал он, натягивая штаны, и выскочил из трейлера, хлопнув дверью.
От третьего удара Алекса Эндрю Риво налетел на антикварный буфет, гордость и радость Лайлы, и ударился затылком об угол, хлынула кровь. Он потерял сознание, но до этого улыбнулся — улыбнулся! — сыну. Он не сказал ни слова, но Алекс все равно услышал: «Черт возьми! А ты умеешь драться!»
Через открытую дверь спальни Алекс видел мать. Рубашка расстегнута, бюстгальтер задрался, соски непристойно торчат. Она все проспала.
Он взял деньги, которые оставил на кухонном столе для матери, и сунул их в карман. Неподвижно постоял над телом отца, пока сочащаяся из головы кровь не коснулась подошв его туфель. Он ждал, когда же что-нибудь почувствует: сожаление, испуг, облегчение. Но не чувствовал абсолютно ничего, как будто человек, избивший отца, не имел к Алексу никакого отношения.
И даже позже, узнав, что отец — сукин сын! — в тот день не умер, Алекс много лет не признавался себе в том, что все это время помнил не звук треснувшего черепа, не запах крови на мокром ковролине, а то, что, меньше всего этого желая, он моментально превратился именно в такого сына, о котором всегда мечтал Эндрю Риво.
Алекс мучился над пробкой бутылки шампанского. С каждым его движением я ощущала, как он закрывает ту часть себя, которую только что обнажил, вновь превращаясь в знаменитость.
— Знаете, я ведь уже семь лет снимаюсь, краду выражение лиц своих друзей, семьи, людей, с которыми встречаюсь на улице. Даже если кто-то и замечает, то скорее чувствует себя польщенным. Никому и никогда не хватало смелости сказать мне что-либо подобное. — Его голос потеплел, а я ждала, к чему все это приведет. — Вы удивляете меня, — негромко признался он. — Теперь люди редко стали меня удивлять.
Я пристально смотрела на него, пока весь лоск и напыщенность не слетели и он не остался самим собой.
— Что ж, — шепотом созналась я, — вы меня тоже удивили.
Пробка из бутылки вылетела, ударилась о мягкое нутро палатки и упала мне на колени. Шампанское полилось по рукам Алекса, попав ему на брюки.
— Придется вам из-за меня еще и счета химчистки оплачивать, — сказала я.
Алекс улыбнулся и наполнил мой бокал.
— Шампанское не так плохо отстирывается, как пятно от папайи, — ответил он. Поднял свой бокал, чокнулся со мной — по ветру разнесся звон крошечных колокольчиков.
— Наверное, следует поднять тост за фильм, — сказала я.
— Нет, — Алекс наклонился так близко, что я чувствовала запах лосьона после бритья. — Мне кажется, мы определенно должны поднять тост за вас.
Я наблюдала, как он поднес к губам бокал, а потом отвернулась и взглянула на мерцающие свечи. Наши тарелки с горячим стояли на кровати в противоположном углу палатки, под серебряными крышками. На шаткой полке пристроились две тарелки с фруктовым пирогом.
— На вас трудно долго злиться, — призналась я.
— Что ж, — сказал Алекс, — по крайней мере, наконец-то я хоть что-то делаю правильно.
66 
