Нарушить слово, данное накануне автору билля, который сам граф одобрял и поддерживал, было бы невежливо, и он отправился в палату, где и выступил с убедительной и прекрасно аргументированной речью, которую, разумеется, никто не слушал.
Часы показывали шесть вечера, когда граф смог наконец выехать из Лондона.
Ловко управляя фаэтоном, он с удовлетворением думал о том, что еще успеет в поместье к ужину.
В то утро Селеста проснулась с твердым намерением убедить брата в невозможности ее брака с лордом Кроуторном.
Накануне вечером, убедившись, что после второй бутылки брат уже не в состоянии внимать выдвигаемым ею доводам, она в слезах ушла к себе в спальню.
Лежа на кровати в темной комнатушке, Селеста плакала от отчаяния и беспомощности. Мало того что она потеряла графа, но теперь ее будущее омрачала безрадостная перспектива стать женой ненавистного лорда Кроуторна.
Вспоминая о графе, девушка признавалась себе, что все последние дни после их первой встречи думает только о нем, что он неким непостижимым образом уже стал частью ее жизни.
Они были так близки, когда танцевали у него на балу… Ей даже казалось, что они одинаково думают и чувствуют одно и то же.
Снова и снова Селеста перебирала в уме темы, которые они обсуждали в первый вечер знакомства.
Почему она ненавидела его? Наверное, не только потому, что он выиграл в карты ее родной дом, но и потому, что поцеловал ее.
Теперь Селеста понимала, что он с самого начала взволновал ее как мужчина, пробудив чувство, которое она принимала то за неприязнь, то за ненависть.
Граф был воплощением мужской силы, но, как ни странно, она не боялась его, как боялась лорда Кроуторна.
Наоборот, рядом с ним она ощущала себя в безопасности, чувствовала покой и защищенность, каких не знала с тех пор, как мать сбежала из дома.
Но граф скоро женится, а значит, он потерян для нее навсегда.
Вот только, если его сердце принадлежит леди Имоджен, почему тогда он был так добр к ней, почему говорил все эти комплименты?
Да потому, с горечью отвечала себе Селеста, что она ничего для него не значит. Она жила вне рамок света, и он мог обращаться с ней как с доступной женщиной и возможной любовницей.
Зачем же тогда он пригласил ее на бал и представил своим друзьям?
Более того, выделил из всех приглашенных, чем привлек к ней общее внимание?
Она не понимала этого, но чувствовала, что какое-то объяснение должно быть.
Вот только отыскать его не получалось — голова не работала, мысли путались, и даже самая простая задача выглядела неразрешимой, потому что боль в сердце отзывалась слезами и не позволяла сосредоточиться.
Проплакав чуть ли не всю ночь, Селеста проснулась осунувшаяся, с темными кругами под глазами.
— Бог ты мой! — всплеснула руками Нана, увидев ее утром. — Да что ж вы такое с собой сделали?
Девушка не ответила, и служанка, вздохнув, продолжала:
— Я знаю, душечка, как сильно вам не хочется выходить замуж за лорда Кроуторна. Но и нельзя же вечно жить в коттедже, где за вами и присмотреть некому, кроме меня одной. Вы слишком красивая. Добром такая жизнь не кончится, рано или поздно что-то случится.
— Хуже, чем сейчас, все равно быть не может, — едва слышно сказала Селеста. — Я ненавижу его светлость! Лучше гладить змею, чем терпеть его поцелуи.
Нана снова вздохнула, но никакого решения не предложила. Тревожась за будущее юной девушки, она приняла предложение лорда Кроуторна с облегчением.
Бегство бывшей хозяйки стало ударом не только для ее близких, но и для старой служанки, так что презрение и пренебрежение, выпавшие на долю юной леди, задевали и ее тоже.
И пусть жених не вызывал приятных чувств, Селеста стала бы леди Кроуторн, а такой титул потребовал бы уважения и любезности от тех, кто не замечал ее в прошлом.
— Я лучше буду мыть полы или просить милостыню на улице, чем выйду замуж за этого человека, — сказала себе Селеста.
Когда перед ланчем внизу появился наконец Джайлс, она по его глазам поняла, что ждать от брата понимания и сочувствия не приходится.
Ее брак был выгоден ему со всех точек зрения, и, хотя Селеста не сомневалась, что лорду Кроуторну быстро надоест играть роль щедрого зятя, пока что Джайлса все устраивало.
Он получал шанс вырваться из тесных стен коттеджа и вернуться к ставшей уже привычной жизни в Лондоне, без которой страдал так же сильно, как и без спиртного.