63 
Бланш пробежала рукой по своим волосам. Они свободно рассыпались и спускались ниже плеч: Мег вынула шпильки. «Хоть бы они не были совсем растрепаны! — подумала Бланш. — Сейчас ими вряд ли можно было залюбоваться».
— Что же вы видели во сне?
— Львов и чудовищ, — резко ответила Бланш. Она не собиралась обсуждать свой кошмар ни с кем, тем более с ним.
Его глаза широко раскрылись.
Бланш покраснела.
— Извините меня. Я не хотела кричать.
Лев был так похож на сэра Рекса, Бланш была уверена, что лев символизировал его. А остальное она должна забыть.
— Добрый день, сэр Рекс, — запоздало поздоровалась она. Ее голос звучал твердо, но мысли путались. Она могла бы подумать, что чудовище — это человек, один из злодеев с вилами, которые были в той толпе. Но она знала, что ошибается.
Отец никогда ничего не говорил о толпе людей с вилами. Это нелепость — видеть во сне чудовищ, как будто она ребенок. Но именно это с ней и произошло.
— Пожалуйста, перестаньте извиняться передо мной, когда извиняться не за что, — сказал он, вежливо наклонил голову в знак прощания и быстро вышел из комнаты, даже не дав себе труда закрыть дверь.
Бланш решила, что она оскорбила или задела его чувства тем, что рассказала так мало. Но ей не хотелось открывать ему свои остальные тайны. Она торопливо подошла к двери, но перед тем, как закрыть ее, остановилась у порога и взглянула на сэра Рекса, который, хромая, шел по залу к своей комнате. Теперь он двигался медленнее. Значит, он устал, хотя только что старался показать, какой он сильный мужчина. Каждый шаг явно давался ему с трудом.
Бланш подумала, что теперь ему, должно быть, очень больно опираться на костыль. Наверное, правая сторона груди у него болела каждый раз, когда он двигал правым плечом или рукой.
Бланш снова забеспокоилась о нем. О чем она думала, когда позволила остаткам детского кошмарного сна так подействовать на нее? Она не ребенок. Сэр Рекс серьезно ранен, и она сомневалась, что его рана перестала быть опасной.
Она вернулась в свою комнату, надела бледно‑голубое платье, чулки и туфли, скрутила волосы в пучок и вколола в него с десяток шпилек. После этого она поспешила в его спальню. Его дверь была открыта, но Бланш все же постучала.
Сэр Рекс лежал на постели и оттуда следил за девушкой взглядом. Он сдвинул в сторону одеяло и был неподвижен, как идеальная статуя мужчины. Но его глаза были уже, чем обычно, — от размышлений и еще от чего‑то. Взгляд сэра Рекса был очень похож на взгляд льва из ее снов.
— Можно войти?
Он кивнул.
Она быстро вошла в комнату.
— Я должна извиниться перед вами за то, что поступила грубо, когда.
— Принимаю ваше извинение, — сказал он, не дав ей договорить.
Она пристально посмотрела на него и спросила:
— Говорил ли мистер Гамильтон, что вы в полной безопасности?
— Он сказал, что, если не было признаков заражения до сих пор, вряд ли оно начнется теперь. Доктор Линней согласился с ним.
— Велел ли он вам соблюдать постельный режим?
Бланш знала, что велел. Дожидаясь ответа, она налила сэру Рексу стакан воды.
Больной не ответил на ее вопрос. Он принял у нее стакан, выпил глоток воды и спросил сам:
— Часто ли вам снятся кошмары?
— Никогда, — ответила Бланш резче, чем хотела.
Но сэр Рекс опять твердо решил влезть в чужие дела.
Он вопросительно посмотрел на Бланш.
— Мне никогда не снятся кошмары. Я сплю очень крепко, — сказала она, уже лучше управляя своим голосом, беспомощно развела руками и договорила: — Эта ночь была бесконечной. Я все еще чувствую себя усталой. И я очень волновалась. — Она заставила себя улыбнуться. — Вероятно, это был сон о вас, сэр Рекс, и о том, что мне пришлось зашивать вашу рану. Вряд ли я когда‑нибудь оправлюсь от этого потрясения! — шутливо закончила она.
— Я не хочу, чтобы вы когда‑нибудь волновались обо мне, — твердо и без улыбки сказал он. — Мне больно, что вам пришлось ухаживать за мной. Мне больно, что вам было нужно стать моей сиделкой. И я совершенно не хочу быть причиной ваших кошмаров.
— Не вы их причина, — сурово сказала она. Но чем больше она думала о своем сне, тем сильнее убеждалась, что лев, с которого он начался, был символом сэра Рекса, и для этого были основания. Почему он превратился в чудовище, которого она так испугалась, она совершенно не могла понять. — Я не могла допустить, чтобы какой‑нибудь крестьянин зашил вам рану.
63 
