— Далеко еще? — спросил он через десять минут, но Элинор ничего ему не ответила. Она лишь целеустремленно шагала вперед, как спортивный ходок, словно подавляла в себе ярость.
— Тут можно остановиться, — наконец сказала она, и Барнаби просто рухнул на большую скамью, вытесанную в скале, а Капитан У. Э. Джонз пал к его ногам, трагически хрюкнув, и громко засопел. — Пришли.
— Куда? — озираясь, спросил Барнаби.
— К Креслу миссис Мэкуори, — ответила Элинор. — Вы же в школе проходили, нет?
— Нет.
— Поразительно, — вздохнула она. — И чему только нынче детей учат? Это ваша история.
Барнаби пожал плечами.
— Может, я болел в тот день, — предположил он. — Или вы меня в школу не пустили.
— У тебя вечно оправдания найдутся, — сказала Элинор. — В общем, если б у вас был нормальный учитель, он бы устраивал вам экскурсии в такие вот места, а не заставлял карабкаться на мосты, только чтобы про вас потом в газетах напечатали. Вот здесь-то и началась Австралия. На этом самом месте. Отсюда мы все родом. — Она окинула взглядом бухту и глубоко вдохнула, словно с далекого Тихого океана морским бризом ей могло принести воспоминания о былых жизнях и временах. — Двести лет назад, — объяснила она, — недалеко отсюда жил Лэхлен Мэкуори, губернатор Нового Южного Уэльса. Его жена Элизабет каждое утро любила гулять на этом вот мысу, смотреть, как из Англии приходят суда. Сидела здесь — вот ровно где ты сейчас сидишь — и просто на них смотрела. И так — день за днем. Это место назвали в ее честь Креслом миссис Мэкуори.
Барнаби встал и огляделся, не занял ли он место призрака.
— Сюда раньше из Англии возили осужденных преступников, — продолжала Элинор. — Но про это же ты все знаешь, правда?
— Еще бы, — ответил Барнаби. По крайней мере такое по истории им задавали.
— А на этих судах, знаешь, были не только мужчины и женщины. Детей сюда тоже ссылали. Некоторые — очень маленькие. Вообще-то — как ты. Они сходили здесь на берег после долгого плавания, чтобы начать в Австралии новую жизнь, и не знали, что их тут ждет, но старались изо всех сил. И у них все получалось.
Барнаби попробовал представить, каково было такому же, как он, восьмилетнему мальчику проснуться однажды утром на корабле и увидеть Сиднейскую гавань. И при этом — не знать, какая жизнь его ждет на этом новом континенте.
— Хотя поначалу им было страшно, — сказала Элинор, подходя ближе к Барнаби, — со временем они стали понимать, что всему есть причина. Это, знаешь, очень даже возможно — уплыть в неведомый мир и найти там счастье. Может, даже больше счастья, чем тебе довелось узнать прежде.
Барнаби смотрел на море и ничего не отвечал. У него урчало в животе, и он хотел спросить у мамы, не купят ли они мороженого в фургончике на перекрестке в парке, — и тут неожиданно услышал треск, а за ним — тихое «шшшш». Так шипит змея, когда собирается напасть.
Треск раздался потому, что Элинор ножницами прорезала дырку в днище рюкзака с песком.
А шипел этот песок, который стал медленно высыпаться, и на земле начала расти пирамидка.
Барнаби смотрел под ноги и ничего не понимал. Потом перевел взгляд на маму — та качала головой, а глаза отводила.
— Прости меня, Барнаби, — сказала она. — Но это к лучшему. Там прекрасный мир. Ты можешь в нем стать таким же первым поселенцем. И где-нибудь ты найдешь счастье, я в этом уверена.
Барнаби тихо ахнул. Песок сыпался и сыпался — словно в песочном таймере для варки яиц. Капитан У. Э. Джонз подскочил к кучке, сунул в нее нос, а потом в панике поглядел на своего хозяина. Ноги мальчика начали отрываться от земли.
— Мам! — закричал Барнаби. — Мама! Помоги! Я поднимаюсь! Капитан У. Э. Джонз, помоги мне!
— Прости, Барнаби, — повторила Элинор, и голос у нее осекся. — Мне правда очень жалко.
Капитан У. Э. Джонз гавкнул и забегал кругами, затем подпрыгнул, стараясь зубами вцепиться хозяину в ногу и удержать его, но было слишком поздно — песок почти весь высыпался, а Барнаби взлетал все выше и выше.
— Мам! — крикнул он в последний раз, поднявшись чуть выше деревьев. — Помоги! Прости меня! Я постараюсь больше не улетать!
— Слишком поздно, Барнаби! — воскликнула Элинор и замахала ему на прощанье рукой. — Теперь сам следи за собой!
А через минуту он уже поднялся так высоко, что и слышать ее перестал. Его мама, собака и великолепный город Сидней исчезали где-то внизу, матрас его больше не останавливал, и Барнаби Бракет просто улетал все выше и выше, не зная, что будет с ним дальше.