41 
Бернелл хочет, чтобы он ее приструнил? Интересно, каким образом?
— Да, я важное лицо, — распространялся Бернелл. — И вы тоже. Я представитель короля, правая рука его величества, ибо делю с ним все его тайны и подсказываю новые идеи. Ах, все это неправильно, Гаррон!
— Да, она нуждается в твердой руке. Нуждается в достойном уроке. Ее необходимо научить смирению. Что же мне с ней сделать?
Он уставился в кружку. Ведь он пьет только потому, что пьет Бернелл! Какой же он осел! Чем только занимается! И это вместо того, чтобы изобличить предателя!
Гаррон повернул голову в сторону сэра Лайла, который о чем-то беседовал с Соланом. Тем самым, у которого болел живот. О чем они толкуют?
Гаррон оставил Роберта Бернелла тосковать над кружкой эля и вышел из зала. Вылил на голову пару ведер колодезной воды, чтобы немного прийти в себя, прежде чем отправиться на поиски Мерри. Таппер сообщил, что госпожа сейчас в ткацкой. Госпожа?! Поразительно. Он начинал верить, что она действительно ведьма.
В дверях ткацкой стояла Миггинс, сложив руки на костлявой груди.
— Хотите видеть Мерри, милорд?
Гаррон кивнул.
— Ты в два счета оказалась здесь. Поспешила защитить ее от меня?
Миггинс почесала голову. Интересно, какие твари обитают там, в этих тощих, никогда не мытых косичках?
— Мерри нет нужды защищать. Потому что она храбрый воин.
Гаррон уже начинал думать, что эти слова будут сопровождать его даже в могилу.
— Таппер сказал, что она в ткацкой.
— Да, пытается починить веретено на одном из станков. И вы не обидите ее, милорд.
— Думаешь, я сержусь на твою маленькую голубку?
Старушка не сдвинулась с места, взглядом пытаясь заставить его отступить. Он глянул через ее плечо и увидел Мерри, сидевшую на усыпанном соломой полу. Лицо ее лоснилось от пота: в маленькой душной комнате было невыносимо жарко. Она пыталась починить веретено, которое, на взгляд Гаррона, ремонту уже не подлежало.
— Моя маленькая Мерри вот-вот начнет богохульствовать или накачиваться элем… но как она может, когда вы с канцлером налились элем по горло, пьяницы вы этакие, а ей одной придется искать предателя! О да, у меня еще глаза целы, я все вижу! — Она прижала пальцы к вискам и уставилась на Гаррона. — Я вижу мужчину, чьи чресла отяжелели от похоти. Мужчину, которому не следует искать спасения от этой похоти с милой дочкой священника!
Вместо ответа Гаррон подхватил Миггинс под мышки и отставил в сторону. Оказалось, что она ничего не весит. Ему стало стыдно.
— Пойди поешь, — буркнул он, — и перестань пожирать глазами мои чресла.
Он перешагнул порог и прошел мимо трех занятых шитьем женщин. Никто не обратил на него внимания.
Мерри, стоя на четвереньках, возилась с деревянным стержнем, который, очевидно, должен был к чему-то крепиться. Он положил руку ей на плечо:
— Пойдем..
Она дернулась, ударилась головой о деревянный стержень и вскрикнула. Немного опомнившись, уселась прямо на пол и нахмурилась:
— Пришли сказать мне, что через два часа наступит конец света и вы просите меня принести еще эля, чтобы валяться без чувств под столом, когда настанет последний час?
— Ты много чего наговорила. По большей части оскорбительного, — покачал головой Гаррон. — Если настанет Судный день, будь уверена, что я встречу его с мечом в руке. А теперь закрой рот и следуй за мной.
— Вы так пропитались элем, что упали лицом в грязь! Только взгляните на себя! На что вы похожи!
— Никакой грязи нет! Но, судя по тому, что небо затянуло тучами, все дорожки вот-вот развезет. Я просто вылил воду себе на голову.
— Прекрасно! Для того чтобы иметь со мной дело, нужно иметь ясный ум, — съязвила Мерри, ехидно ухмыляясь.
— Пусть Миггинс сходит за Борраном. Это его дело — чинить станки.
— Борран попросил меня взглянуть, в чем дело. Говорит, что сам он зашел в тупик.
Она медленно поднялась, вытерла руки о юбку и снова наградила Гаррона дерзкой ухмылкой.
— Вы действительно так оскорблены, милорд?
— Не я, а канцлер. Он считает, тебя нужно приструнить, и сделать это должен я.
— Приструнить? И что это означает? Я не оскорбляла канцлера, я… — Она нахмурилась. — Может, мне следовало бы выбрать более сладкоречивые слова. Я должна перед ним извиниться? Может, наутро он ничего не будет помнить? Какой позор!
— Канцлер был прав. Сто раз прав. Тебя просто необходимо приструнить.
41 
