Никакие извинения не могут унять боль и ярость из-за предательства, все еще бушевавшие в нем. Много лет Джеки была единственной женщиной, которой он доверял. Единственным другом, на которого он мог рассчитывать, что бы там ни было. И его все еще терзала мысль о том, что она использовала его, как пытались использовать многие женщины.
Кон бродил по темному дому. Ему не нужно освещение, потому что он знал наизусть, где стоит каждый предмет мебели. Ему не нужно освещение, потому что сейчас настроение было таким мрачным, что свет только раздражал бы его. И тишина давила, особенно после пребывания в крошечном, темном бунгало Дайны.
Улыбка тронула его губы при воспоминании о дружном хоре воплей. На секунду он попытался вообразить шум этих голосов в большом, пустом доме.
– Странно, – прошептал он, чтобы нарушить тишину, – это место никогда не казалось пустым. Только… просторным.
Да, он знал, что один человек не нуждается в огромном доме. Но зачем покупать маленький? Кон всегда смутно мечтал о том, чтобы когда-нибудь найти женщину, жениться и иметь детей. Но он не спешил. Теперь у него были дети, но не было жены. Он думал только о двух женщинах. Воспоминания об одной преследовали его, и он не мог избавиться от желания ко второй.
Он пересек гостиную, обогнул широкий журнальный столик и прошел через ряд стеклянных дверей в патио, ощущая босыми ступнями влажную прохладу плит под ногами и принимая этот холод, как часть июньской ночи. Лунный свет сочился сквозь облачную гряду и светлой лентой, брошенной на черный бархат, ложился на темный океан. Ветер, дувший с моря, был почти ледяным и проникал сквозь ткань футболки, но ему было все равно. У него было слишком много проблем, чтобы волноваться о том, что он замерз.
Целых три дня он был приходящим отцом, как и хотел с самого начала. Появлялся в жизни Дайны и тройняшек и исчезал, как призрак. Он мог забежать, немного подействовать Дайне на нервы, поиграть с детьми, а потом оставить все и ехать в офис. Там его новые обязанности были похоронены под контрактами, беседами с клиентами, новыми деловыми предприятиями и сотней других вещей, требовавших его внимания.
Но тройняшки и их опекун то и дело появлялись в его сознании. И каждый раз, когда он покидал коттедж на Хантингтон-Бич, уходить было все труднее.
Как же все это началось: ярость, предательство, долг… и как быстро стало чем-то совершенно другим! Правда, он еще не был готов это признать. Но понимал, что погрузился в эту ситуацию куда глубже, чем считал возможным три дня назад. Он уже скучал по тройняшкам, когда их не было рядом.
И да, он скучал и без Дайны. Черт, да эта женщина его околдовала. Она постоянно злилась на него, но это никак не притупляло его желания. Она была раздражительной, постоянно оборонялась, и стоило ей вспылить, как темно-карие глаза сверкали. Будь он проклят, если тоже не наслаждался этим.
А потом был сегодняшний день в парке. Когда Сейдж ушибся и испугался, он не захотел Кона. Захотел Дайну. Ее связь с детьми была глубока, несмотря на то что она числилась их опекуном всего три месяца. Так что приходилось решать и эту проблему. Разве он отнимал у нее детей? Скорее, пытался найти способ договориться.
– Черт, да всего этого кошмара можно было избежать, если бы Джеки сказала бы чертову правду. – Он откинул голову, посмотрел в небо и сказал: – Ты знаешь, что наделала? И теперь наслаждаешься шоу?
Но он не мог получить ответа у ночи. Единственный ответ был в доме. В письме Джеки. И пора было наконец прочитать его. Узнать, что хотела сказать ему друг.
«Как бы там ни было, это слишком мало и слишком поздно», – говаривала его мать.
Кон покачал головой и прошел в спальню, где выхватил письмо Джеки из комода. Нажал выключатель кованой люстры. Сел на край кровати и вынул письмо. Посмотрел на знакомый почерк и вдруг услышал в голове голос Джеки.
«Кон, если ты читаешь это, значит, меня и Елены больше нет. Так что не обижайся, но я предпочла бы, чтобы ты никогда этого не прочитал. Но если прочтешь, наверняка разозлишься, и я тебя не осуждаю. Да. Я солгала».
Гнев снова затопил его.
«Я не сказала тебе о беременности и детях, потому что мы с Еленой хотели их только для себя. Понятно, ты думаешь, что это эгоистично, и, может, так и было. Но когда ты сказал, что хочешь быть частью жизни детей, мы обе поняли, что ты только все испортишь.
Неужели недостаточно, что они имели бы двух матерей? Неужели им так уж нужен приходящий папочка? Кроме того, мы оба знаем, как ты равнодушен к детям. Вспомни, как ты изводил Колта из-за близнецов! Мы назвали Дайну опекуном, по обычным сексистским причинам».