137 
Этот сумасшедший дом продолжался часа два, но наконец вождь что-то крикнул, туземцы сгрудились вокруг него, и вся их компания без каких-либо церемоний развернулась и удалилась. На берегу снова остались одни англичане.
– Что же, капитан, – сказал мистер Фрейер, – они кажутся достаточно миролюбивыми. Кроме того, здесь можно хорошо запастись провизией. Не задержаться ли нам ненадолго?
Капитан подумал, однако о чем именно, сказать по его лицу было невозможно.
– На эту ночь, да, останемся, – решил он. – Людям необходимо поспать. И наполнить желудки. Однако организуйте дежурство, хорошо, мистер Фрейер? Три человека должны бодрствовать постоянно. Этот остров может оказаться отнюдь не таким, каким выглядит.
Так мы получили первую после расставания с «Баунти» ночь доброго сна и утром встали отдохнувшими, бодрыми, готовыми к новым приключениям. Капитан обитателям острова, похоже, не доверял, я даже пожалел его за это, потому как мне они показались людьми щедрыми, всем довольными и злоумышлять против нас не собиравшимися. С такими вот веселыми, радужными чувствами я вытянулся на песке, закрыл глаза и погрузился в желанный сон.
День 5: 2 мая
Проснувшись наутро, я обнаружил прямо перед собой чье-то лицо и дернулся, помянул недобрым словом Спасителя, кое-как встал и отступил к зарослям. Малый, который меня разглядывал, был, полагаю, одних со мной лет, возможно, немного старше. Хотя назвать возраст некоторых дикарей трудно: глядя на их топорные физио номии, можно сказать лишь одно – не моложе пятнадцати, не старше сорока.
– Ну, чего уставился? – поинтересовался я, стараясь, чтобы голос мой не дрожал и слова не застревали в горле. – Уж и поспать человек не может без того, чтобы на него не пялились.
Малый хрипло рассмеялся, помахал пальцем перед моим носом, а затем повернулся, и я увидел зад, покрытый черными, как у женатых мужчин Отэити, татуировками; впрочем, и они судить о возрасте не позволяли, потому что туземцы падки до этого дела, что твои кролики или французы, и пускаются во все тяжкие, как только у них волос в нижнем этаже пробьется.
– Мое имя Тернстайл, – сказал я, пытаясь завести разговор. – Джон Джейкоб Тернстайл. Рад знакомству с вами, а как же.
И я – будь что будет! – протянул ему руку, однако он, походило на то, счел этот жест враждебным, поскольку смеяться враз перестал, набычился и мгновенно скрылся в зарослях. Но не более чем через минуту вернулся – я только-только начал расхаживать по песку, расстроенный нашим взаимонепониманием, – и на сей раз его сопровождали трое мужчин повыше, чем он, и в плечах пошире. Все они громко говорили что-то и сердито тыкали в меня пальцами. Некоторое время они пронзали меня взглядами столь неучтивыми, что я мог бы и в драку полезть, но затем просто повернулись ко мне спинами, как незадолго до того первый из них, и исчезли среди деревьев, оставив меня в окончательном расстройстве.
Если прошлым вечером нас посетило около тридцати туземцев, то в этот день явилось больше – раза, может быть, в полтора, – да еще из-за мыса выплыли три вместительных каноэ с двумя гребцами в каждом и сидевшими между ними в горделивом молчании мужчинами. С капитаном они вели себя дружественно, позволили ему очистить некоторое количество бананов и кокосов и перенести их мякоть в нашу корзину, однако все мы чувствовали витавшее в воздухе напряжение.
Между тем судовой плотник мистер Перселл занимался вместе с несколькими помощниками починкой кое-каких деревянных частей баркаса, который до той поры выдерживал наш вес, но для долгого пути был недостаточно прочен. Капитан спросил у мистера Перселла, сколько времени займет работа.
– Завтра к вечеру все будет готово, – ответил тот, как раз закончивший варить на костре смолу из древесных соков, чтобы промазать днище. – После этого уходим?
– Думаю, да, – сказал капитан, окидывая взглядом туземцев. – Сдается мне, надолго здешнего гостеприимства не хватит.
Я чувствовал, что наша неспособность общаться с ними усугубляет злополучность сложившегося положения. И мы, и дикари говорили не умолкая, так, словно от этого зависели сами наши жизни, но поскольку ни одна из сторон не понимала другую, происходящее смахивало на страшноватую комедию.
С приближением вечера разыгралась еще одна сцена. Молодой туземец – уже успевший некоторое время назад обойти всех нас, останавливаясь перед каждым, тыча пальцем в свое сердце и произнося слово «Ифор», бывшее, решили мы, его именем, – приплыл в каноэ с двумя другими. Вся троица улыбалась и смеялась – так, точно мы занимались чем-то невероятно забавным, – а затем Ифор подошел к нашему многострадальному баркасу и что было сил потянул его к берегу.
137 
