Особенно,... 
136 
Впрочем, это было не так уж важно. В конце концов, могла заглянуть Перо и, встряхнув подушечку, вернуть ее не на место. Эти мысли проносились в моей голове, пока я бежала к заветному ящику тронуть, по заведенной привычке, письмо Редверса.
Его там не оказалось!
Значит, кто-то действительно был в моей комнате, рылся в моих шкафах. В этом не было сомнений: вещи были сложены не в том порядке, в каком я их оставила. Кто-то шпионил за мной, обыскал комнату, обнаружил и забрал письмо Редверса.
Более уличающего письма не могло быть. Я помнила его слово в слово. Оно было выгравировано в моей памяти и навсегда в ней останется.
Представив, что кто-то еще читает письмо, я похолодела.
Я лихорадочно перетряхивала вещи. Но и без того было ясно, что письмо исчезло.
Я представила, как его читает Моник. Вообразила Щуку, прокрадывающуюся в мою комнату, шарящую в моих вещах, доставляющую своей «мисси» улику.
В самом деле неопровержимую улику! Я должна была ее уничтожить.
В комнату постучали, и вошла Шантель.
— Мне показалось, я слышала, как ты вернулась. Эй, что с тобой случилось?
— Я… я кое-что потеряла.
— Что именно?
Я словно воды в рот набрала.
— Анна, ради всего святого, соберись, — резко сказала она. — Что ты потеряла?
— Письмо, — наконец, выговорила я. — Перед отъездом Редверс написал мне письмо. Оно лежало в этом ящике.
— Любовное письмо? — Я кивнула. — Боже мой, Анна, — выдохнула она. — Ну и дура же ты! Нужно было сразу уничтожить.
— Знаю, но рука не поднялась.
— Он не имел права писать ничего такого.
— Прошу тебя, Шантель, предоставь мне самой разбираться в моих делах.
— Вряд ли ты на это способна, — в сердцах бросила она. Даже она была потрясена. — Если оно попадет к ней, быть беде.
— Подозреваю, что его похитила Щука. Она передаст его Моник, а та решит…
— Может, и не передаст.
— Тогда зачем было его забирать?
— Откуда нам знать, что творится у нее в голове? Старая ведьма! Ах, Анна, как жаль, что это случилось. — Она прикусила губу. — Я выясню, у нее ли оно. И если найду, Анна, то порву на мелкие клочки, а потом сожгу и не успокоюсь, пока не буду убеждена, что его больше нет.
— Что мне делать, Шантель?
— Ничего. Нам остается одно: ждать. Ты уверена, что везде обыскала?
— Везде.
— Как я жалею, что мы с тобой не в другом месте, — снова вздохнула она. — В Сиднее ты была бы у меня в полной безопасности. Ради Бога, только никому не показывай, что взволнована. Возможно, Щука не смогла его прочесть. Я уверена, она не знает грамоты. Если не успела передать его Моник, мы должны заполучить и уничтожить письмо.
В ожидании наихудшего у меня все оборвалось внутри. Единственным слабым утешением было то, что о случившемся знала Шантель.
Ночью у Моник случился сильный приступ, и у меня не оставалось сомнений, что она видела письмо.
Меня мутило от тревоги, мучительных гаданий о том, что могло последовать.
Я лежала не смыкая глаз в постели, когда около полуночи беззвучно открылась дверь и вошла Шантель. Она была в ночной сорочке, с распущенными волосами, в руке держала зажженную свечу.
— Не спишь? — тихо спросила она. — Моник, кажется, успокоилась.
— Как она?
— Выживет.
— Она…
— …Видела письмо? Нет. Атака была вызвана не этим. Довела себя до бешенства, потому что, по ее словам, ее сторонится Эдвард. Жаловалась, что никому не нужна и чем быстрее уйдет с дороги, тем больше кое-кого обрадует.
— Какой ужас, Шантель!
— Ничего ужасного, обычные угрозы. Тебя тоже вспоминала. Сказала, что ты узурпировала ее место, и обещала, что к возвращению капитана ее уже не будет, намерена покончить с собой.
— Опять говорила?
— Она будет это повторять снова и снова, вот увидишь. Это у нее кривляние. Не принимай близко к сердцу.
— А когда увидит письмо…
— Оно наверняка у Щуки.
— Зачем оно ей?
— Возможно, приняла за какой-нибудь амулет. Мы ни в коем случае не должны допустить, чтобы она показала его Моник. Если дойдет до этого, разразится настоящий скандал. Подозреваю, что сегодня мне нет смысла желать тебе приятных сновидений.
— Боюсь, что нет.
— Ладно, но помни одно: через несколько недель мы будем в Сиднее. Осталось недолго, Анна.
Только это меня и утешало.
22
Весь день слышался отдаленный гул барабанов. Они нервировали меня, казались предвестниками страшной развязки. Минула неделя с того дня, как я потеряла письмо, а Моник все не подавала признаков, что заполучила его. Шантель сообщила, что обыскала ее комнату и ничего не обнаружила. Оно наверняка было у Щуки — если только я сама не засунула его куда-нибудь подальше.
136 
