— О чем это ты?
— Он не стал художником, но говорят, что во Франции нет человека, который бы разбирался в живописи лучше, чем он. Он не останавливается ни перед чем, чтобы утвердить свое влияние, и все же в нем живет сентиментальная жилка, которая вступает в жестокое противоречие со всей его натурой.
— Сентиментальная жилка! Брось, Николь, это уже слишком!
— Разве не он заявил о твоем таланте? Разве началом своей карьеры ты не обязана именно ему?
— Это объясняется всего лишь тем, что его восхитила моя работа. Он признал мой талант и то, что я пишу миниатюры не хуже своего отца.
— Все же он это сделал, и ты не можешь этого отрицать! Он приложил немалые усилия, чтобы помочь тебе начать карьеру.
— А затем приложил еще большие усилия, чтобы ее разрушить. Нет, я всегда буду ненавидеть его истинную сущность. Он — чудовище.
— Не волнуйся, — проговорила Николь. — Это вредно для ребенка.
* * *
По мере того как проходил месяц за месяцем, я проникалась все большей благодарностью к Николь. Она с энтузиазмом исполняла свою роль в задуманном нами действе. Все, что она делала, было исполнено щедрости и благородства. Мое присутствие сделало ее жизнь содержательной и осмысленной, рассеяло монотонность ее дней. Она излучала умиротворенность и выходила из себя лишь тогда, когда я пыталась выразить ей свою благодарность.
Мое жилище было уютным, а мастерская — просторной и светлой. Лучшей я и желать не могла. Раз в неделю Николь принимала своих друзей. Я всегда участвовала в этих вечеринках, что обеспечило меня множеством новых заказчиков. Можно было не опасаться нехватки денег и даже позволить себе довольно высокую арендную плату, хотя Николь отказывалась ее брать. Тем не менее я настояла на том, чтобы оплачивать свое жилье.
Она учила меня жить по-новому. Теперь я была мадам Коллисон, знаменитая художница. Николь, которая не обращала внимания на условности, все же решила, что в моем случае будет лучше следовать им. Исходя из этого она распространяла слухи о моем умершем муже и ребенке, которому предстояло родиться спустя несколько месяцев после кончины отца. Это интриговало людей и окружало меня ореолом загадочности, вызывая интерес не только к таланту художника, но и к его личности.
Мне очень нравились эти вечера, но по мере того, как рос живот, я все больше нуждалась в отдыхе. В salon Николь приходили самые разные люди. Тут часто звучала музыка. Николь мастерски и с душой играла на рояле. Иногда она приглашала профессиональных музыкантов, отдавая предпочтение начинающим, тем, которые хотели заявить о себе. Николь была очень благожелательным и — что бы там ни думали о ее прошлом, — очень хорошим человеком.
Она вела увлекательную и насыщенную событиями жизнь. Меня все чаще охватывало ощущение счастья. Николь настаивала на том, что я обязана быть счастливой. Она грозила пальцем, а я опережала ее, выпаливая:
— Ради здоровья ребенка!
В последние месяцы беременности я по большей части возлежала на диване, укрывшись бархатным покрывалом, а люди подходили и присаживались возле меня. Иногда они становились на колени, и это заставляло меня почувствовать себя королевой.
Акушерка, на которой остановила свой выбор Николь, переехала к нам, так как приближалось время родов.
Затем наступил самый важный день.
Роды были тяжелыми, но наконец послышался крик… громкий и требовательный.
А затем акушерка произнесла:
— Этому все будет нипочем.
Я поняла, что родился сын.
Когда его положили мне на руки, Николь стояла рядом и гордо улыбалась. Она сообщила мне, что он очень большой и весит девять фунтов, а также то, что он просто идеален.
— Он далеко пойдет… наш мальчик, — добавила она.
Она боготворила его с момента рождения, и теперь мы говорили только о нашем изумительном малыше.
— Как ты его назовешь? — спросила Николь. На мгновение мне показалось, что она хочет предложить имя Ролло, и я почувствовала, как во мне вскипает гнев.
— Кендал… в честь моего отца, — быстро ответила я. — Его имя должно начинаться с буквы К… на всякий случай…
Она засмеялась.
— Ну конечно же, он должен быть Кендалом! У него должны быть магические инициалы на тот случай, если он вдруг окажется великим художником!
Она сидела рядом, укачивая его, а я не могла на него налюбоваться. И приятно было видеть Николь такой счастливой.