Особенно,... 
90 
Увидев выражение лица своего отца, я в который раз возрадовалась тому, что у меня такой замечательный сынишка. И ничуть не сожалела о событиях, благодаря которым я обрела этот дар небес.
Они собирались в Италию. Отец хотел показать Клэр произведения искусства, которые так волновали его, когда он еще мог их видеть. Теперь он увидит их еще раз, но уже глазами Клэр.
Она была так ласкова с ним, так заботлива. И при этом не суетилась, проявляя ровно столько заботы, сколько было необходимо, чтобы он понял, как она его любит, позволяя ему делать самостоятельно то, на что он еще был способен, но неизменно оказываясь рядом, если он нуждался в помощи.
Я была рада их приезду. Казалось, с плеч свалилась гора. Больше не было страшной тайны. Теперь я могла подробно писать им обо всех своих делах.
— Вы должны навещать меня как можно чаще, — обратилась я к Клэр, когда пришла пора прощаться. — Мне затруднительно ездить в Фаррингдон, но вы… приезжайте… прошу вас.
Они пообещали.
* * *
Прошло два года. Кендалу скоро должно было исполниться пять лет. Он хорошо рисовал и очень любил находиться в мастерской. Приходил днем, когда не было заказчиков, садился на скамью и рисовал статуи, которые видел в Люксембургском саду. Его любимцем был Шопен, но он также делал вполне узнаваемые наброски Ватто, Делакруа и Жорж Санд. Мальчик рисовал так искусно, что даже я бывала изумлена его эскизами, о чем регулярно писала отцу, так как он требовал, чтобы я подробно рассказывала ему о Кендале. Его приводил в восторг интерес внука к живописи. По его словам, я начала проявлять подобные склонности именно в пять лет.
«Как отрадно знать, — писал отец, — что семейная традиция продолжается».
За это время они с Клэр дважды приезжали в Париж.
Он почти полностью ослеп, и мне становилось все труднее разбирать его почерк. Вместо него часто писала Клэр. Она сообщала, что хотя ухудшение его зрения происходило постепенно, оно, тем не менее, было неотвратимым. Однако отец смирился с этим и коротал дни в беседах с Клэр. Она все чаще и чаще читала ему вслух. Он был в курсе всех новостей и всегда интересовался событиями во Франции.
«Я не читаю того, что, как мне кажется, могло бы огорчить его, — писала Клэр. — Отца очень тревожит нынешняя ситуация во Франции. Похоже, у вас наблюдается некоторое разочарование в императоре и императрице. Я знаю, что она очень красивая, но мы слышали, при этом весьма экстравагантна. Кроме того, она испанка, а французы никогда не любили иностранцев. Взять, к примеру, Марию-Антуанетту. Как они ее ненавидели! Мне кажется, твой отец опасается, что у вас могут повториться события восьмидесятилетней давности».
Прочитав эти строки, я не обратила на них особого внимания. Жизнь в Париже была такой безмятежной. Мы устраивали приемы, собирая у себя талантливых и умных людей. Они говорили больше об искусстве, чем о политике, но я заметила, что последняя начинала все чаще закрадываться в наши диспуты.
Николь была полностью удовлетворена своей жизнью. Если время от времени она и заводила с кем-нибудь интрижку, по-настоящему серьезных отношений при этом не возникало. Я ее ни о чем не спрашивала, а она мне ничего не рассказывала. Полагаю, она всегда отдавала себе отчет в том, что я не в состоянии полностью избавиться от англо-саксонской респектабельности, как она называла эту черту характера, и потому старалась щадить мои чувства.
У меня тоже хватало поклонников. Я никогда не была красавицей, но живя столько лет с Николь, кое-чему у нее научилась, и в первую очередь спокойствию и равновесию.
Мне нравился кое-кто из поклонников, но на интимные отношения я была неспособна. При первых признаках сближения я внутренне сжималась, и передо мной вновь и вновь возникало похотливо ухмыляющееся лицо насильника. С годами оно все более походило на химеру с фасада собора.
Мои работы пользовались неизменным успехом. Коллисоновская миниатюра в Париже считалась непременным атрибутом высокого социального статуса. Что же касается моего пола, то в соответствии с изменчивым характером моды он из недостатка превратился в достоинство.
Мы все были счастливы. Я наняла для Кендала няню-гувернантку, так как не могла требовать от Николь, чтобы она гуляла с ним каждый день. Впрочем, время от времени они с большим удовольствием отправлялись на совместную прогулку. А няня, Жанна Колле, оказалась прекрасной женщиной, доброй, но в то же время строгой. Это было как раз то, что нужно Кендалу, и он сразу же привязался к ней.
90 
