Я повернулась к нему и с чувством сказала:
— Да, Саймон, да, я нормальна.
Он взял обе мои руки и, к моему изумлению — так как я не подозревала, что он способен на такой жест по отношению ко мне — поцеловал их, и я почувствовала жар его поцелуев сквозь перчатки.
Потом он сжал мою ладонь так сильно, что я даже сморщилась от боли, и сказал:
— Я с вами, Кэтрин.
Это был счастливый момент. Я почувствовала, как его сила наполняет все мое существо, и ощутила такую огромную благодарность, что подумала, что должно быть это и есть любовь.
— Это правда?
— Душой и телом, — ответил он. — Я никому не позволю никуда вас увезти против вашего желания.
— Меня пугает то, что происходит последнее время. Я стараюсь смотреть своим страхам в глаза, как вы сказали, но мне не становится от этого менее страшно. Сначала я думала, что мне будет легче со всем этим справиться, если я сделаю вид, что не боюсь, но потом я поняла, что притворяться нет смысла. С того момента, как я впервые увидела этого «монаха», моя жизнь изменилась, и я сама словно стала другим человеком — напуганным человеком. Я знаю теперь, что все это время я невольно думала о том, что еще может произойти. Я стала нервной… Я себя не узнаю, Саймон.
— Любой другой на вашем месте чувствовал бы то же самое. В этом как раз нет ничего странного.
— Вы ведь не верите в привидения, Саймон? Если кто-то вам скажет, что он видел призрака, вы ведь подумаете, что он сочиняет или что ему показалось, что он что-то видел. Так?
— Может быть, но о вас я этого не думаю.
— Значит, тогда вы можете думать только одно: что в той монашеской рясе было существо из плоти и крови.
— Именно.
— Тогда я должна рассказать вам кое-что еще. Я хочу, чтобы вы все знали.
И я рассказала ему о «монахе», объявившемся среди развалин аббатства, и о том, как Дамарис стала отрицать, что она что-либо видела.
— Я думаю, это был самый тяжелый для меня момент, потому что я действительно начала в себе сомневаться, — добавила я.
— Теперь понятно, что Дамарис знает, что происходит, и скорее всего она участвует в этом заговоре.
— Я уверена, что Люк хочет на ней жениться, но хочет ли она выйти за него замуж?
— Может, она хочет выйти замуж за Киркландское Веселье, — сказал Саймон, — но она это может сделать только при условии, что Люк станет его хозяином.
— Если бы вы знали, как я вам благодарна за ваше участие!
Он вдруг обнял меня, притянул к себе и легонько поцеловал в щеку. На мгновенье моя щека оказалась прижатой к его лицу, и несмотря на его холодную кожу, меня охватило удивительное тепло.
— Так странно, что я вдруг у вас ищу поддержки.
— Ничего странного. Мы ведь с вами похожи.
— Да уж, я знаю — вас восхищает мой здравый смысл и вы считаете, что я очень умно поступила, выйдя за Габриэля… из-за его владений.
— Вы мне этого еще не забыли?
— Такие вещи не так уж легко забыть. И вообще, может, вы вовсе и не будете винить того, кто пытается свести меня с ума, если ему это удастся.
— Я сверну ему шею, если найду его.
— Значит, ваше отношение ко мне изменилось.
— Вовсе нет. Я восхищался вами совсем не из-за того, что вы, как я думал, вышли за Габриэля ради того, что он мог вам дать. Я восхищался вашим умом и смелостью, которые я в вас почувствовал.
— Боюсь, что моя смелость меня уже покинула.
— Ничего, она вернется.
— Да уж, видно, ей придется вернуться, иначе, боюсь, я упаду в ваших глазах.
Он улыбнулся, видно, обрадовавшись тому шутливому тону, который вдруг появился в нашем разговоре. Что до меня, так я сама себе удивилась — оказывается, при всех моих страхах и подозрениях, я еще могла шутить. Это невольное открытие меня очень ободрило.
— Конечно, придется, и я с вами для того, чтобы этому помочь.
— Спасибо вам, Саймон.
Он ничего не ответил, только пристально посмотрел на меня, и в его взгляде я прочла признание того, что с этой минуты наши отношения будут не такими, как прежде. Его глаза обещали и бурю чувств, и яростные споры, и блаженное согласие. Мы действительно были с ним похожи, и мы теперь оба это понимали.
— Еще совсем недавно я не знала, кому я могу доверять, — сказала я.
— Вы будете доверять мне.
— Это звучит как приказ, — улыбнулась я.
— Это и есть приказ.
— И вы полагаете, что имеете право мне приказывать?
— Да, — ответил он, — учитывая… все обстоятельства, имею.