95 
Ее шею украшало изумрудное колье, в ушах были такие же серьги, а на пальце сверкал огромный изумруд квадратной огранки.
Подойдя к нам, она на мгновение приложила щеку к моей и сказала:
— Ну что ж, Кэтрин, мне очень приятно видеть вас среди нас в этот день. Саймон еще не спускался? — Она покачала головой с притворной досадой: — Я уверена, что он тянет время, переодеваясь к ужину.
— Саймон никогда не любил наряжаться ради особых случаев, — сказала Рут. — Я помню, он как-то сказал, что ни один случай не стоит подобных хлопот.
— Да, у него весьма своеобразное отношение ко всему этому, — согласилась Хейгэр. — А вот и Мэттью. Как поживаешь, Мэттью?
Сэр Мэттью в этот момент спускался по лестнице, а за ним я увидела тетю Сару.
У Сары был очень оживленный вид, и она была одета в голубое атласное платье с довольно-таки вызывающим декольте и с игривой отделкой из лент и кружев. То ли благодаря своему наряду, то ли из-за того детского предвкушения праздника, которое легко читалось на ее лице, она вдруг показалась мне намного моложе своих лет.
Она взглянула на накрытый стол и радостно воскликнула:
— Ой, подарки! Это самое интересное, правда, Хейгэр?
— Ты, наверное, никогда не повзрослеешь, Сара, — отозвалась Хейгэр.
Но Сара уже повернулась ко мне.
— Ты ведь любишь подарки, Кэтрин? Разве не так? У нас ведь с тобой много общего, правда? — Обращаясь к Хейгэр, она добавила: — Мы так с ней решили, когда… когда…
Она так и не договорила, и в этот момент на лестнице появился Саймон. Я впервые видела его в вечернем костюме и подумала, что, хотя красивым его назвать было, пожалуй, нельзя, у него, несомненно, была очень незаурядная и изысканная внешность.
— Ага! — воскликнула Хейгэр. — Так, значит, мой внук все-таки решил подчиниться традиции.
Он подошел к ней и поцеловал ей руку, и я заметила довольную улыбку на ее губах.
— Бывают случаи, — сказал Саймон, — когда ничего не остается, кроме как подчиниться.
Мы стояли все вместе в освещенном свечами старинном холле, и вдруг сверху, с галереи менестрелей, зазвучала скрипка. Все тут же умолкли и посмотрели наверх. На галерее было темно, но скрипка продолжала играть, и я узнала мелодию под названием «Свет ушедших дней».
Первой заговорила Хейгэр.
— Кто это? — спросила она.
Ей никто не ответил, но звуки скрипки по-прежнему лились сверху, наполняя холл.
— Я пойду посмотрю, — сказал Саймон, но он не успел дойти до лестницы, как на балконе галереи появилась фигура скрипача. Им оказался Люк, который стоял, глядя на нас сверху со скрипкой в руках, и его длинные светлые волосы обрамляли его бледное лицо.
— Я решил вам спеть серенаду. По-моему, сегодня она будет очень даже кстати, — объявил он и запел приятным тенором, аккомпанируя себе на скрипке:
- Вспоминая друзей, что один за другим,
- Словно листья с деревьев, упали,
- Я тоскую, как гость, что остался один
- В опустевшем, покинутом зале,
- В нем погасли огни, в нем завяли цветы,
- В нем не слышно ни смеха, ни слова,
- В нем лишь гулкое эхо — дитя пустоты —
- Отвечает мне снова и снова.
Закончив, Люк театрально поклонился, положил скрипку и через минуту он уже бежал вниз по лестнице, чтобы к нам присоединиться.
— Очень эффектно, — сухо пробормотал Саймон.
— Ты в точности, как твой дед, Люк, — вставила Хейгэр, — тебе надо, чтобы тобой восхищались.
— А тебе вечно надо на меня нападать, Хейгэр, — со смехом отпарировал сэр Мэттью.
— Я все время говорю, что Люку надо всерьез заняться скрипкой и пением, — сказала Рут, с нежностью глядя на сына.
Вскоре мы уже сидели за столом, и пока Уильям и горничные подносили каждому блюда с едой, мы разворачивали свои подарки. Сара, открывая каждый сверток, как ребенок взвизгивала от восторга, ну а все остальные делали это чинно и вежливо благодарили друг друга.
Среди моих свертков лежал один, который для меня имел особое значение, потому что размашистой рукой на нем было написано: «Счастливого Рождества от Хейгэр и Саймона Рокуэлл-Редверс». Меня, правда, слегка обескуражило, что они сделали мне один общий подарок, и я подумала, что у Саймона для меня ничего не нашлось и Хейгэр просто приписала его имя на своем подарке. Но когда я развернула сверток и открыла оказавшийся там футляр, я была поражена, потому что в нем лежал перстень с рубином, обрамленным бриллиантами. Было очевидно, что это было очень дорогое и при этом старинное украшение, скорее всего, как я догадалась, семейная реликвия Редверсов. Достав перстень из футляра, я взглянула сначала на Саймона, потом на Хейгэр. Саймон пристально смотрел на меня, а Хейгэр улыбалась той особой улыбкой, которой до сих пор она при мне одаривала только своего внука.
95 
