100 
— Вот потеха, — сказал Мартен.
— Да, потеха, — согласился Иппо.
— Никакая это не потеха, — одернула их мадам Вандермот. — Бедная женщина не в своем уме, она страдает.
— Да, и все-таки это потеха, — сказал Иппо и наклонился, чтобы поцеловать ее в щеку.
И мать вдруг совершенно преобразилась, словно осознав, что любые упреки тут бесполезны и несправедливы. Он похлопала великовозрастного сына по руке и пошла к своему креслу в углу комнаты. Усевшись там, она, очевидно, устранится от участия в беседе. Это был незаметный и безопасный способ уйти со сцены, как бы оставив вместо себя двойника.
— Надо послать цветов на похороны, — сказала Лина. — Все-таки это была наша тетя.
— Может, я в поле нарву? — предложил Мартен.
— Полевые цветы на похороны не посылают.
— Верно, надо в магазине купить, — согласился Антонен. — Давайте купим лилии!
— Да нет же, лилии — это на свадьбу.
— К тому же лилии нам не по карману, — добавила Лина.
— А если анемоны? — предложил Иппо. — Они дешевые.
— Анемоны цветут ранней весной, — возразила ему сестра.
Адамберг слушал, как они выбирают цветы, которые надо послать на похороны Маргерит, и думал, что этот разговор, если только он не сочинен заранее каким-то гениальным злодеем, самым убедительным образом доказывает непричастность Вандермотов к происшествию в Сернэ. Впрочем, в каждом из Вандермотов была искра гениальности.
— Знаете, Маргерит не умерла, — сказал наконец Адамберг.
— Правда? Значит, цветы можно не покупать, — обрадовался Иппо.
— Тогда кто же погиб? — поинтересовался Мартен.
— Никто. Человек лежал между рельсами, и поезд проехал над ним, не задев его.
— Браво! — сказал Антонен. — Вот это я называю художественным переживанием.
Говоря это, молодой человек протянул сестре кусок сахара; Лина поняла его без слов и разломила сахар пополам. Антонен не решался сам ломать сахар, поскольку для этого нужны крепкие пальцы. Адамберг отвел глаза. В последние дни кусочки сахара буквально преследовали его, и сейчас он ощутил нервную дрожь, как будто его окружило многочисленное вражеское войско и забрасывает бомбами в бумажных обертках.
— Если он хотел умереть, — заметила Лина, глядя на Адамберга, — то ему надо было лечь на рельсы, а не между ними.
— Совершенно верно, Лина. Только он не хотел умереть, его положили туда. Это мой помощник, майор Данглар. Кто-то хотел его убить.
Ипполит нахмурил брови.
— Использовать как орудие убийства поезд, — заметил он, — это сложно и хлопотно.
— Зато хитроумно — такую смерть легко выдать за самоубийство. Ведь когда мы видим рельсы, мы сразу думаем о самоубийстве.
— Да, — поморщился Ипполит. — Но для того чтобы сочинить такой план, нужен очень неповоротливый мозг. С большими претензиями, но тупой. Абсолютно йишвитяпс. Абсолютно спятивший.
— Иппо, — сказал Адамберг, отодвигая чашку, — мне надо поговорить с вами наедине. А потом, если возможно, поговорить с Линой.
— Тупой, тупой, — повторил Иппо.
— Мне надо с вами поговорить, — настаивал Адамберг.
— Я не знаю, кто хотел убить вашего помощника.
— Я хочу поговорить о другом. О смерти вашего отца, — добавил он, понизив голос.
— Ну ладно, — сказал Иппо, искоса глянув на мать. — Тогда нам лучше выйти на улицу. Только дайте мне время одеться.
Адамберг шагал по неширокой, вымощенной щебнем дороге рядом с Ипполитом, который был выше его минимум сантиметров на двадцать.
— Я ничего не знаю о его смерти, — сказал Иппо. — Его рубанули топором по голове и по груди, вот и все дела.
— Но вы знаете, что Лина вытерла рукоять топора.
— Я так сказал тогда. Но я был маленький.
— Иппо, а зачем Лина так тщательно вытирала рукоять?
— Понятия не имею, — сердито произнес Иппо. — Но не потому, что это она его убила. Я свою сестру знаю. Может, в душе она и хотела его убить, как мы все. Но на деле она вела себя совсем по-другому. Это она не позволила Шарику перегрызть ему глотку.
— Если так, значит она вытирала топор, потому что считала убийцей одного из вас. Или видела, как один из вас, Мартен или Антонен, убил отца.
— Мартену тогда было шесть лет, Антонену — четыре года.
— Или вы.
— Нет. Мы все слишком боялись его, чтобы решиться на такое. Это было нам не по плечу.
— Но все же вы натравили на него собаку.
100 
