ФАНТАСТИКА

ДЕТЕКТИВЫ И БОЕВИКИ

ПРОЗА

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ

ПРИКЛЮЧЕНИЯ

ДЕТСКИЕ КНИГИ

ПОЭЗИЯ, ДРАМАТУРГИЯ

НАУКА, ОБРАЗОВАНИЕ

ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ

СПРАВОЧНИКИ

ЮМОР

ДОМ, СЕМЬЯ

РЕЛИГИЯ

ДЕЛОВАЯ ЛИТЕРАТУРА

Последние отзывы

Невеста по завещанию

Очень понравилось, адекватные герои читается легко приятный юмор и диалоги героев без приторности >>>>>

Все по-честному

Отличная книга! Стиль написания лёгкий, необычный, юморной. История понравилась, но, соглашусь, что героиня слишком... >>>>>

Остров ведьм

Не супер, на один раз, 4 >>>>>

Побудь со мной

Так себе. Было увлекательно читать пока герой восстанавливался, потом, когда подключились чувства, самокопание,... >>>>>

Последний разбойник

Не самый лучший роман >>>>>




  4  

II

Он добрался до Конторы через полтора часа, черная футболка вся намокла от пота, а мысли встали на место. Редко случалось, чтобы какое-то впечатление, приятное или неприятное, тревожило ум Адамберга слишком долго. «Поневоле задаешься вопросом: а есть ли у него ум?» — частенько повторяла мать. Он продиктовал отчет для больного гриппом комиссара и зашел в дежурку узнать, какие сообщения были оставлены в его отсутствие. Бригадир Гардон сидел у коммутатора наклонив голову, чтобы уловить ветерок от маленького вентилятора, стоящего на полу. В струйке прохладного воздуха его тонкие волосы развевались, как под колпаком фена в парикмахерской.

— Лейтенант Вейренк ждет вас в кафе, комиссар, — доложил он, не меняя позы.

— В кафе или в пивной?

— В кафе «Партия в кости».

— Вейренк больше не лейтенант, Гардон. Только вечером станет известно, ушел ли он окончательно.

Адамберг секунду разглядывал бригадира, задаваясь вопросом, есть ли у Гардона ум, а если да, чем он мог этот свой ум занять.


Комиссар уселся за столик Вейренка, и они приветствовали друг друга ясной улыбкой и долгим рукопожатием. У Адамберга до сих пор еще по спине иногда пробегала дрожь при воспоминании о том, как Вейренк неожиданно появился в Сербии.[1] Он заказал салат и, неторопливо жуя, стал подробно рассказывать о мадам Люсетте Тюило, месье Жюльене Тюило, о Тони и Мари, об их страстной любви, о корке от багета, о педали мусорного ведра, закрытых ставнях, слоеном пирожке по вторникам. Временами он глядел в окно, которое Люсетта Тюило отмыла бы гораздо тщательнее.

Вейренк заказал два кофе хозяину кафе, толстяку, чья природная ворчливость усиливалась от жары. Его жена, маленькая молчаливая корсиканка, бесшумно появлялась и исчезала с тарелками в руках, словно темнолицая фея.

— Однажды, — сказал Адамберг, кивая на нее, — она задушит его двумя здоровенными пригоршнями хлебного мякиша.

— Очень возможно, — согласился Вейренк.

— А эта женщина все еще ждет там, на улице, — сказал Адамберг, снова взглянув в окно. — Почти час стоит на солнце, в такую нестерпимую жару. Она не знает, что ей делать, как поступить.

Вейренк посмотрел на женщину, которую разглядывал Адамберг: маленькая, худощавая, чисто одетая, блузка в цветочек, в парижских магазинах такую не купишь.

— Почему ты решил, что она ждет именно тебя? Она же не стоит у дверей Конторы, а топчется метрах в десяти. Кто-то назначил ей встречу и не пришел.

— Она ждет меня, Луи, это ясно как день. Кто бы стал назначать встречу на этой улице? И ей страшно. Вот это меня и беспокоит.

— Ей страшно, потому что она не из Парижа.

— Возможно, она приехала в Париж впервые. А это значит, что у нее какая-то серьезная проблема. Кстати, как с твоей проблемой, Вейренк? Ты раздумываешь уже не один месяц, сидя у реки и опустив ноги в воду, но до сих пор ничего не решил.

— Ты мог бы перенести окончательный срок.

— Уже перенес. Сегодня в шесть вечера ты должен подписать бумагу либо не подписать. Либо ты опять становишься легавым, либо нет. Тебе осталось четыре с половиной часа, — без эмоций произнес Адамберг, взглянув на часы, вернее, на одни из двух часов, которые он носил на запястье, никто в точности не знал зачем.

— У меня еще уйма времени, — сказал Вейренк, помешивая ложечкой кофе.

Им обоим, комиссару Адамбергу и бывшему лейтенанту Вейренку де Бильку, уроженцам соседних деревень в Пиренеях, было присуще странное отрешенное спокойствие, которое сбивало людей с толку. У Адамберга оно могло показаться проявлением крайней невнимательности и возмутительного равнодушия. У Вейренка оно выливалось в приступы необъяснимой отчужденности или превращалось в непробиваемое упрямство, иногда тупое, молчаливое, а порой сопровождавшееся вспышками гнева. «Это все старая гора», — говорил Адамберг, не ища другого оправдания. Старая гора не может породить веселые, игривые злаки, какие колышутся среди моря травы на бескрайних равнинах.

— Ну-ка пошли, — торопливо расплачиваясь, сказал Адамберг, — а то мы ее упустим. Смотри, она вот-вот сбежит. На нее напала нерешительность.

— На меня тоже, — сказал Вейренк, заглотнув остаток кофе. — Но мне ты помочь не хочешь.

— Нет.

— Очень хорошо.

  • Увы! Кругом туман, сомнения в груди…
  • Кто в нерешимости, тот помощи не жди!

— Мы знаем наше решение задолго до того, как мы его принимаем. На самом деле мы знаем его с самого начала. Вот почему любые советы тут бесполезны. Кроме, пожалуй, напоминания о том, что твои стихотворные упражнения раздражают майора Данглара. Он не одобряет надругательство над поэтическим искусством.


  4