Особенно,... 
67 
На кухне Данглар, засучив рукава, готовил завтрак и при этом рассуждал, а стоявший рядом Кромс ловил каждое его слово.
— Очень редко бывает, — говорил Данглар, — чтобы мизинец на ноге у человека был красивой формы. Обычно он деформированный, искривленный, скрюченный, не говоря уже о ногте, который не дорастает до нормального размера. С этой стороны уже подрумянилось, можешь перевернуть.
Адамберг, опершись о притолоку двери, наблюдал за тем, как его сын выполняет указания Данглара.
— Это из-за тесной обуви? — спросил Кромс.
— Нет, это результат эволюции. В наши дни человек ходит все меньше и меньше, вот палец и атрофировался, а через некоторое время исчезнет совсем. Еще двести-триста тысяч лет — и от него останется только кусочек ногтя, вырастающий прямо из стопы. Как у лошади. Ну и обувь, конечно, делает свое дело.
— Это как с зубами мудрости. У них больше нет места, чтобы расти.
— Совершенно верно. Мизинец — это, если хочешь, зуб мудрости для стопы.
— Или зуб мудрости — это мизинец для челюсти.
— Да, но такое определение слишком сложно для восприятия.
Адамберг вошел в кухню, налил себе кофе.
— Ну и как это было? — спросил Данглар.
— Я купался в ее лучах.
— Смертоносных?
— Нет, золотых. Она малость полновата, зубы выпирают, но я купался в ее лучах.
— Опасная процедура, — неодобрительно заметил Данглар.
— По-моему, я никогда не рассказывал вам об эльзасском пироге с медом, который я в детстве ел у одной моей тетки. Так вот, представьте себе этот пирог, только ростом метр шестьдесят пять.
— Не забывайте, эта Вандермот — клиническая психопатка.
— Может быть. Хотя она не производит такого впечатления. Уверенная в себе, но по-детски ранимая, словоохотливая, но лишнего не скажет.
— А вот пальцы на ногах у нее, скорее всего, уродливые.
— Деформированные, — уточнил Кромс.
— Это мне все равно.
— Если дело зашло так далеко, — пробурчал Данглар, — вы уже не в состоянии вести расследование. Ужинайте и отдыхайте, а я вас сменю.
— Нет, у меня в семь часов встреча с ее братьями. Майор, сегодня вечером приедет Вейренк.
Данглар не спеша налил полстакана воды в сковороду, где жарил нарезанного на кусочки цыпленка, накрыл ее крышкой и убавил огонь.
— Больше ничего не делай, через час он будет готов, — сказал он Кромсу и только затем обернулся к Адамбергу. — Вейренк нам тут не нужен, зачем вы его вызвали?
— Он сам себя вызвал, а с какой целью — неясно. Как по-вашему, Данглар, зачем женщине кутать плечи в шаль, когда на улице такая жара?
— На случай дождя, — предположил Кромс. — На западе собираются тучи.
— Чтобы скрыть какой-то изъян, — сказал Данглар. — Скажем, прыщ. Или дьявольскую метку.
— Это мне все равно.
— Кто видит Адское Воинство, комиссар, не может быть благостным и светлым. Это всегда темное, вредоносное существо. Помните об этом, комиссар, даже когда купаетесь в ее лучах.
Не отвечая, Адамберг в очередной раз вынул из кармана бумажную салфетку.
— Что это? — спросил Данглар.
— Тут одно слово, которое мне ничего не говорит. «Машина».
— Кто его написал?
— Я сам, Данглар.
Кромс покачал головой, словно ему было все понятно.
XXIII
Лина провела Адамберга в большую комнату, где его ждали трое мужчин, стоявших по одну сторону длинного стола и настороженно смотревших на него. Комиссар попросил Данглара пойти с ним, чтобы майор убедился: золотые лучи действительно существуют. Он сразу определил, кто из троих Мартен, средний брат, которого заставили съесть тухлятину, накопившуюся в ножке стола. Мартен был длинный, тощий и смуглый парень, похожий на сухую ветку. А это старший, Ипполит, блондин лет сорока, его широкое лицо напоминало лицо Лины, но от этого лица не исходило сияние. Ипполит был высокий, очень крепкого сложения; он протянул Адамбергу большую деформированную руку. Третий брат, переместившись на конец стола, боязливо смотрел, как они приближаются. Он был похож на Мартена, такой же чернявый и худой, только сложен более пропорционально, и стоял, скрестив руки на впалом животе, как будто хотел защитить это уязвимое место. Это был самый младший, Антонен, «сделанный из глины». На вид лет тридцать пять, беспокойные глаза кажутся слишком большими для узкого изможденного лица. В углу комнаты, почти незаметная в своем кресле, сидела мать, которая лишь слегка кивнула Адамбергу и Данглару в знак приветствия. Сейчас на ней была не блузка в цветочек, а старая серая кофточка с длинными рукавами.
67 
