147 
– Хочешь наделать тех же ошибок, что и я?
– Не хочу. Почему, ты думаешь, я ждал? Но даже если и так, это будут мои ошибки. Лайла – не одна из них. Отступись. Можешь выпить пива, если хочешь.
Проницательный бизнесмен Спенс знал, когда сменить тему.
– Я хочу знать, почему ты полетел в Италию, чтобы повидать Джованни Басконе.
– Сложно объяснить. Но это имеет отношение к тому, что случилось с Оливером. Тебе ни к чему подробности, па. Не хотел же ты знать, почему Оливер растрачивал свой трастовый фонд на кокаин, таблетки и алкоголь.
Аш распознал горечь в своем голосе. Несправедливо. Он часто жалел, что знал подробности жизни Оливера.
– Помимо Оливера, – пробормотал он, – на семейном белье есть множество пятен. Нас слишком много, чтобы полностью оставаться незапятнанными. Я улаживаю, что могу. Когда могу. Жаль, что у меня не было возможности поговорить по душам с Оливером до того, как это случилось.
Спенс проглотил то, что, по мнению Лайлы, было смесью гордости и скорби.
– То, что случилось с Оливером, не твоя вина, – хрипло пробормотал он. – А его собственная и, возможно, частично моя.
– Теперь это уже не так важно.
– Позволь мне помочь в том, что ты пытаешься сделать. Позволь хотя бы это. Если отбросить наши разногласия, ты мой сын. Ради бога, Аштон! Не хочу потерять еще одного сына!
– Ты помог. Я воспользовался самолетом и твоим именем, чтобы добраться до Бастоне. Ты заранее сказал, что думаешь и что знаешь о нем. Это позволило мне попасть к нему в дом.
– Если он замешан в убийстве Оливера…
– Нет. Даю слово, что нет.
– Почему ты не скажешь ему? – вставила Лайла. – Оливер был его сыном. Несправедливо не рассказывать ему все, что ты знаешь, и отчасти по той причине, что зол на него из-за меня. Ты не прав, Аштон. Оба вы не правы, глупы и слишком упрямы, чтобы найти хоть какое-то взаимопонимание. Я иду наверх.
Аш хотел попросить ее остаться. Но промолчал: она и без того слишком долго вмешивалась в разговор.
– Она говорит то, что думает, – заметил Спенс.
– Почти всегда.
Аш понял, что ему все-таки придется делить свой кальцоне.
– Давай выпьем пива, и, если ты не ел, я поделюсь с тобой кальцоне. И поговорим.
Он поднялся наверх почти час спустя. Он знал женщин, как же не знать, при таком количестве любовниц и сестер, мачех и других женщин, бывших частью его жизни! Поэтому он знал, когда следует повременить.
Он положил ее сандвич на тарелку, рядом с полотняной салфеткой. Добавил бокал вина и положил на поднос цветок из букета, который она выбрала для гостиной.
Он увидел, что она работает за компьютером в одной из гостевых комнат.
– Прервись.
Она не остановилась. Не оглянулась.
– У меня дела.
– Уже начало третьего. Ты не ела ничего с самого утра. Прервись, Лайла.
Он нагнулся, поцеловал ее в макушку.
– Ты была права. Я ошибался.
– Насчет чего?
– Насчет того, что нужно было поговорить обо всем этом с отцом. Я не поделился с ним каждой подробностью, но рассказал достаточно.
– Хорошо. Это хорошо.
– Ему было нелегко это слышать, но ты была права. Он нуждался в этом. И достоин того, чтобы узнать, почему потерял сына.
– Мне очень жаль.
Она крепко сжала руки на коленях и уставилась на экран ноутбука, ничего не видя.
Аш поставил поднос на кровать.
– Пожалуйста. Прервись.
– Когда я расстроена, либо напихиваюсь сладостями, либо вообще не могу есть. Я расстроена.
– Знаю.
Он поднял ее со стула, подвел к кровати и заставил сесть. И сам сел, скрестив ноги.
– Он знает, что не прав, Лайла. Он извинился передо мной и не только ради формы. Я знаю, когда он извиняется, только чтобы отделаться. Он не готов извиниться перед тобой. Разве что формально. Тебе этого не захочется.
– Не захочется.
– Но он извинится по-настоящему, если дашь ему немного больше времени. Ты понятия не имеешь, насколько неожиданно все это было для него. Он немного пристыжен, а это горькое питье для Спенса Арчера.
– Я не могу быть клином между вами. Не могу с этим жить.
– Думаю, об этой проблеме мы уже позаботились.
Он протянул руку, потер ее колено.
– Можешь дать ему больше времени, чтобы извиниться, попытаться помириться с тобой.
– Да, конечно. Я не проблема. И не хочу быть проблемой.
– Он винит себя в смерти Оливера. По крайней мере в большой степени. Он оставил Оливера на произвол судьбы, Лайла. Не хотел ничего слышать. Не хотел видеть. Было легче отстегнуть денег и не думать о том, как обстоят дела в реальности. Он видит это. Сознает.
147 
