98 
– На столе маркетри эпохи Вильгельма и Марии в гостиной на первом этаже дома Винни среди фотографий его детей стоит ваш снимок с Оливером и вашей сестрой Гизелой. Он считал вас своими детьми.
– Я испытывал к нему глубокое чувство. И очень благодарен, что вы пришли.
Аш протянул руку.
– Я нервничаю, – признался Киринов. – Почти не спал после нашего разговора. Информация, содержащаяся в документе, очень важна. В моих кругах постоянно всплывают какие-то слухи, какие-то сведения о пропавших яйцах. В Лондоне, Праге, Нью-Йорке. Но ничего определенного. Того, что привело бы к любому из них, но это? Здесь есть нечто вроде карты. Список. Раньше я никогда ничего подобного не встречал.
– Давайте сядем, – предложила Лайла. – Я могу заварить чай. Кофе? Что-нибудь прохладительное?
– Да, что-нибудь похолоднее. Был бы очень рад.
– Давайте сядем в столовой, – решил Аш. – Там будет удобнее говорить.
– Можете сказать, что знает полиция? О Винни. И Оливере. Я… я выражаю вам свое соболезнование! Я встречал его в магазине Винни. Так молод, – с чувством искреннего сожаления проникновенно воскликнул Киринов, – и такой обаятельный!
– Да, так.
– Документы принадлежали ему? Оливеру?
– Они были у него.
Аш показал Киринову на стул за длинным столом.
– И умер он из-за них. Как и Винни. Эти яйца стоят почти бесчисленных миллионов. А исторически их открытие просто бесценно. Для собирателя их ценность невероятна. Есть среди собирателей и такие, которые, вне всякого сомнения, способны убить за то, чтобы завладеть ими. И – опять исторически – на них уже кровь царя.
Киринов сел, открыл рюкзак, вынул пакет из оберточной бумаги.
– Эти документы Винни дал мне. Вам следует держать их в сейфе.
– Обязательно.
– И мои переводы.
Он вынул еще два конверта.
– Это тоже следует хранить в сейфе. Документы были в основном на русском, как и посчитали вы и Винни. Некоторые были на чешском. На их перевод ушло больше времени. Можно? – спросил он, перед тем как открыть конверт. – Здесь дано описание, взятое из перечня конфискованных императорских яиц в тысяча девятьсот семнадцатом. Год революции.
Аш прочитал перевод описания херувима и колесницы.
– Это яйцо было заказано Александром Третьим для его жены Марии Федоровны. В то время оно стоило две тысячи триста рублей. Огромная сумма в те дни и непростительное расточительство, могут сказать некоторые, учитывая состояние страны, народа. И все же это ничто в сравнении с его нынешней ценой.
Вошла Лайла. В руках у нее был поднос с кувшином и высокими стаканами, в которых поблескивал лед. Едва она налила Киринову лимонаду, он поднял стакан и стал жадно пить.
– В горле пересохло. Все это так волнующе и так ужасно!
– Все равно что бежать из своей страны после балета?
– Да.
Он глубоко вздохнул.
– Да. Николай, унаследовавший трон после отца, послал миллионы крестьян на войну, где они гибли сотнями. В стране назревала революция. Рабочие объединились, чтобы свергнуть правительство. Временное правительство – банкиры и тому подобные – составили оппозицию Советам. Ленин взял власть, устроив кровавую баню осенью девятьсот семнадцатого, и конфисковал царские сокровища, всю собственность и велел расстрелять царя и членов его семьи. Что-то из ценностей он продал – это было задокументировано. Он хотел получить иностранную валюту и закончить войну. Это история, понимаю, но она важна для понимания настоящего.
– Вы научились у отца ценить историю.
Лайла взглянула на Аша:
– Его отец был преподавателем истории в Советском Союзе, прежде чем они сбежали на Запад.
Сказанное ничуть не удивило Аша. Она уже успела вызнать подробности о семье Киринова!
– Мой отец… да. Мы учили историю нашей страны, нашей родины и других стран.
Киринов снова выпил лимонаду.
– А пока что война продолжалась, и попытки Ленина заключить мир с Германией терпели неудачу. Он потерял Киев, и враг был всего в нескольких милях от Петрограда, когда Брестский договор был подписан и Восточный фронт перестал быть зоной военных действий.
– Страшное время, – пробормотала Лайла. – Почему мы ничему не учимся на чужом опыте?
– Мой отец сказал, что те, кто находится у руля, часто жаждут еще большей власти. Две войны, гражданская и мировая, стоили России крови и огромных денег, да и мир тоже имел цену. Некоторые из царских сокровищ были проданы сразу, некоторые потом, тайком. Что-то осталось в России. Из пятидесяти императорских яиц все, кроме восьми, оказались в музеях и личных коллекциях. Это все, что мы знаем, – добавил Киринов и постучал пальцем по распечатке.
98 
