Особенно,... 
2 
Орлена тогда не ответила.
Но этот вопрос преследовал ее и днем, и ночью, снова и снова возникая в ее уме все дни до похорон.
Она знала, как горько будет Терри как новому баронету продавать земли, которые принадлежали Уэлдонам со времен царствования королевы Елизаветы, но какой у них выбор?
Вряд ли они смогут прожить — голодая, как сейчас, — и питаясь той дичью, что можно подстрелить в поместье.
— Опять кролик! — только вчера воскликнул Терри, и Орлена виновато ответила:
— Мясник не даст нам кредита. Сейчас не лучшее время года для крольчатины, но ничего другого нет.
Терри сжал губы. Он прекрасно знал, что у них нет денег на еду.
Рано или поздно, но наступит такой день, когда он больше не сможет позволить себе стрелять ту дичь, что еще можно найти в невспаханных полях и кишащих разбойниками лесах.
Мистер Торогуд наклонил клочок бумаги к свету, пробивающемуся сквозь грязное окно библиотеки.
Орлена взглянула на окно и рваные занавески. Как искусно она их ни штопала, долго они не продержатся.
— «Это моя последняя воля и завещание», — вслух зачитал адвокат, — «и я, сэр Хеймиш Джордж Нортклифф Уэлдон, пятый баронет Уэлдон-парка в графстве Йоркшир, будучи в здравом уме, оставляю все, чем я владею, и все мое поместье разделенным поровну между двумя моими детьми, Теренсом Нортклиффом и Орленой Александрой». Завещание подписано и засвидетельствовано, — закончил мистер Торогуд.
— Это все? — так громко спросил Теренс, что поверенный вздрогнул.
— Да, сэр Теренс. Ваш отец был краток и изложил самую суть.
— Мне интересно, что конкретно он оставил. Полагаю, этого хватит, чтобы выплатить ваш гонорар?
— Хватит с лихвой, сэр Теренс, — ответил мистер Торогуд укоризненным тоном.
Адвокат счел, что его торопят в таком деле, которым он неизменно наслаждался, поскольку играл в нем главную роль.
— Я рад это слышать, — заметил Терри, — хотя сильно сомневаюсь, останется ли что-нибудь, чтобы улучшить состояние этой богадельни.
— Терри! — с упреком воскликнула Орлена.
Она всегда боялась, что ее импульсивный брат слишком откровенен в своих высказываниях, а ей не хотелось, чтобы у мистера Торогуда сложилось о нем неправильное впечатление.
Адвокат осторожно убрал клочок бумаги в свой кожаный портфель.
— Ну? — почти агрессивно спросил Терри. — Вы скажете нам самое худшее, или нам придется ждать, пока вы не подсчитаете те жалкие гроши, что мой отец спрятал в банке? — Помолчав, юноша горько добавил: — Вы же знаете, нам с сестрой редко перепадал даже пенс из того, чем он владел.
Орлене показалось, что высохшее лицо мистера Торогуда на минуту смягчилось, словно адвокат в самом деле понимал, что они пережили. Затем он сказал своим обычным напыщенным тоном:
— Вы, должно быть, сознаете, сэр Теренс, что пока рановато давать вам точный отчет об имуществе вашего отца, но, уверяю вас, моя контора составит полную опись как можно скорее.
— Вряд ли это займет много времени! — презрительно обронил Терри.
Орлена вновь коснулась его руки и мягко спросила:
— Вы скажете нам, мистер Торогуд, какой суммой мы с Терри будем располагать? Вероятно, вы понимаете, что для нас обоих это вопрос первостепенной важности, поскольку нам надо на что-то жить.
— Да, конечно, мисс Орлена, — кивнул мистер Торогуд. — Я думаю, по скромному подсчету, каждому из вас достанется примерно двести тысяч фунтов!
После этих слов адвоката воцарилась мертвая тишина. Молодые люди окаменели. Они во все глаза смотрели на мистера Торогуда, и актер, живущий в душе поверенного, упивался произведенной сенсацией.
— В-вы… сказали… двести тысяч… фунтов? — сдавленным голосом спросила Орлена.
— Да, мисс Орлена, и я с огромным удовольствием сообщаю вам эту новость, зная, как она должна быть приятна и вам, и сэру Теренсу.
— О Боже! — воскликнул юноша, вновь обретя дар речи.
Снова наступило молчание. Через минуту Терри не выдержал:
— Вы хотите сказать, что наш отец сидел на всех этих деньгах и не желал давать нам ни пенни? — Он вскочил на ноги и встал у стола, нависая над мистером Торогудом. — Вы понимаете, что мне пришлось обходиться без приличной одежды? На коленях умолять местных фермеров, чтобы дали мне поездить на одной из своих лошадей? Что отец отказался отпустить меня в Лондон после окончания Оксфорда, и что бы я ни просил, ответ всегда был один и тот же: «У нас нет денег. Я не могу себе это позволить!»
2 
