Особенно,... 
48 
Но хотя граф смотрел на нее, было трудно понять его выражение. Уверенная, что он сердится, Орлена задрожала.
— Я не мог поверить, что вы действительно ушли, — произнес граф каким-то незнакомым голосом, — а когда Терри показал мне ваше письмо, я себе места не находил от беспокойства.
— Я была… в полной безопасности, — очень тихо сказала Орлена.
— Как я мог быть в этом уверен? — резко спросил граф. — Как я мог быть уверен в чем-нибудь, кроме того, что вы ушли? — Он притянул ее чуть ближе к себе. — Вы поступили не только глупо, но и жестоко. Я не помню, чтобы когда-нибудь был так встревожен, как в эту прошедшую неделю. Моя матушка была вся в слезах, а Терри вел себя как безумец!
В его голосе было столько обвинения, что у Орлены на глазах тоже выступили слезы.
— Мне… мне очень жаль, — пробормотала она. — Я не… хотела причинить… неприятности. Я просто хотела… поступить правильно.
— Правильно! Как вы могли подумать, что будет правильно убежать, ничего не зная о Лондоне? Оставив нас беспокоиться, не случилось ли что с вами?
— Я… я… сожалею, — снова прошептала девушка.
— И как по-вашему, что произошло бы сегодня вечером, если бы меня там не было? — спросил граф.
Орлена не ответила, и он добавил сурово, хорошо знакомым ей тоном:
— Как бы вы справились одна в той толпе? Вы бы, несомненно, лишились жизни.
Теперь в его голосе звучала нотка, от которой сердце девушки странно забилось.
Словно ему действительно было не все равно, словно граф опасался, что Орлена умрет.
Мысль о том, что он сердится, стала невыносимой, и девушка страстно заговорила:
— Пожалуйста… простите меня… мне жаль… очень жаль, если я сделала что-нибудь не так, но я не могла… быть у вас… в долгу и не попытаться вернуть… все те… деньги. Ведь это… ваши деньги… я так… глупо… отдала… и я ничего не могла… поделать, кроме как попытаться быть… честной с вами.
— Вы не должны мне никаких денег.
— Н-но… тысяча фунтов!
Граф досадливо фыркнул.
— Если бы вы только немного подождали, вместо того чтобы так нелепо срываться, вы бы узнали, что облигации вашего отца нашлись и что на самом деле вы давали не мои деньги викарию церкви Святого Иакова, но ваши собственные!
— Они… они нашлись? — почти бессвязно пробормотала Орлена.
— Может, хоть это научит вас не читать чужие письма, — укоризненно ответил граф.
— Но… как? Как их могли сразу не заметить? — спросила девушка.
— Ваш отец по какой-то неизвестной причине забрал их из банка и положил в потайной шкаф в своей спальне.
— Н-но их там не было… Я уверена, их там не было! — воскликнула Орлена.
— Вы просто не знали, что в этом шкафу есть фальшивая панель, за которой находится еще один тайник. Думаю, первоначально это было убежище священника, и эта тайна передавалась от отца к сыну. Вот почему вам о нем не было известно.
— Значит… Терри знал? — слабо спросила девушка.
— Да, Терри знал, — подтвердил граф. — Когда я рассказал ему, что случилось, он посоветовал мистеру Торогуду заглянуть в тайник за шкафом, там и нашлись облигации.
— О, я рада, я так рада за Терри! — Орлена испустила глубокий вдох облегчения. — Выходит, я… все-таки… ничего вам не… должна.
— Нет, вы мне должны очень много! — сурово произнес граф.
Девушка посмотрела на него с удивлением.
— Н-но… как?..
— Вы должны мне за все, что я испытал, когда думал, что потерял вас. И вам придется за это заплатить.
— Боюсь… я… я не… понимаю, — нерешительно проговорила Орлена. Но сердце ее лихорадочно забилось, и что-то странное случилось с горлом, отчего стало трудно говорить.
— Как вы посмели заставить меня так страдать? — спросил граф.
Теперь гнев в его голосе слился со странной музыкой, которая заиграла в ее сердце.
Граф притянул ее еще ближе. Затем его губы коснулись ее губ, и сбылось то, чего девушка страстно желала и о чем молилась с тех пор, как он впервые поцеловал ее.
Она вновь ощутила весь тот восторг, что познала в саду, но теперь в прикосновении его губ появилось что-то более глубокое, более чудесное. Словно раньше граф подвел ее к самым вратам рая, а теперь они были открыты и он ввел ее внутрь.
Все вокруг было залито золотым сиянием, которое казалось почти невыносимым, и играла божественная музыка, соединившая их неким неописуемым образом.
48 
