63 
Начальницей отдела считалась мисс Джойс, служившая в министерстве со дня его основания в 1921 году. Ей стукнуло шестьдесят три, и она, подобно моей покойной приемной матери, была заядлой курильщицей, предпочитавшей сигареты «Честерфилд» (красный). Мисс Джойс получала их из Соединенных Штатов партиями по десять блоков, которые хранила в резной деревянной шкатулке с изображением короля Сиама на крышке. Поветрие личных вещиц на столах нас миновало, однако за спиной мисс Джойс висели два плаката, оправдывавших ее слабость. На одном с надписью: ВСЕ МОИ ДРУЗЬЯ ЗНАЮТ, ЧТО «ЧЕСТЕРФИЛД» – МОЙ СОРТ – Рита Хейворт (белая блузка, полосатый жакет, рыжие локоны обольстительно ниспадают на плечи) держала в руке незажженную сигарету и задумчиво смотрела вдаль, где некто (Фрэнк Синатра то ли Дин Мартин) в предвкушении эротических приключений, похоже, сам себя ублажал. На другом (слегка обтрепанном по краям и с заметным следом губной помады на лице персонажа) Рональд Рейган, он же Гиппер, изо рта которого небрежно свисала сигарета, сидел за столом, заваленным пачками «Честерфилда». ВСЕМ СВОИМ ДРУЗЬЯМ Я ПОСЫЛАЮ «ЧЕСТЕРФИЛД».
ЭТО ЛУЧШИЙ РОЖДЕСТВЕНСКИЙ ПОДАРОК КУРИЛЬЩИКУ – МЯГКИЙ ВКУС И НИКАКОГО ТАБАЧНОГО ПЕРЕГАРА, гласила надпись, а рекламный герой заворачивал блок в цветную бумагу, собираясь порадовать гостинцем кого-нибудь вроде Барри Голдуотера или Ричарда Никсона.
Мисс Джойс сидела в правом от меня углу, где освещение было лучше, а слева от меня располагалась мисс Амбросия, чрезвычайно легкомысленная и ужасно несобранная девица лет двадцати пяти, которой нравилось ошеломлять меня безудержным заигрыванием и неустанными рассказами о своих бесчисленных постельных подвигах. Обычно у нее в запасе было пять как минимум мужчин, от бармена до хозяина танцзала и от жокея до претендента на российский трон, и она бесстыдно ими жонглировала, словно циркачка-нимфоманка. Каждый месяц неизменно выдавался день, когда она рыдала за столом, заявляя, что «погубила себя» и теперь ни один мужчина ее не захочет, но к полднику вдруг настораживалась и стремглав мчалась в туалет, откуда возвращалась благостная и сообщала о приезде тетушки Джемаймы, которая погостит несколько дней и которой она несказанно рада. Однажды я недоуменно спросил, где проживает ее тетушка, которая ежемесячно ездит в Дублин как на работу. Все вокруг заржали, а мисс Джойс сказала, что тетушка Джемайма некогда регулярно навещала и ее, но последний раз пожаловала еще во время Второй мировой войны, о чем она ни капли не жалеет.
Последний наш сотрудник, мистер Денби-Денби, сидел прямо напротив меня, и я, подняв голову, всякий раз ловил на себе его пристальный взгляд киношного убийцы, размышляющего, как лучше выпотрошить свою жертву. Этакий живчик лет пятидесяти с лишним, он носил цветастые жилеты и под стать им галстуки-бабочки, а его интонации и манеры полностью совпадали с традиционным представлением о гомосексуалисте, хотя он, конечно, не признался бы в подобной ориентации. Волосы его цвета жухлой соломы (или скорее шартреза) топорщились в начесе, а брови оттенком соперничали со зрелой кукурузой. Яркость своей шевелюры он обновлял с регулярностью визитов тетушки Джемаймы к мисс Амбросии и тогда на службу являлся буквально светящимся, от чего все мы давились смехом, а он смотрел на нас вызывающе – дескать, попробуйте сказать хоть слово. Однажды от изумления я чуть не упал со стула, узнав о существовании миссис Денби-Денби и выводка из девяти (!) младших Денби-Денби, которые с потрясающей бесперебойностью появлялись на свет с середины тридцатых до конца сороковых годов. Представить, что он совокупляется с женщиной, было трудно, однако же это произошло девять (!) по крайней мере раз, что окрыляло надеждой касательно моего собственного будущего.
– А вот и он, – сказал мистер Денби-Денби, когда тем чудесным весенним утром я в новом пиджаке (недавно купленном в предвкушении хорошей погоды и надетом впервые) вошел в отдел. – В двадцать один год еще нецелованный! Знаете, кого вы мне напоминаете, мистер Эвери? Святого Себастьяна кисти Боттичелли. Видели эту картину? Наверное, видели. А вы, мисс Джойс? Она висит в берлинском государственном музее. Себастьян голый, в одной набедренной повязке, и весь утыкан стрелами. Божественное творение! Есть еще картина меньшего размера кисти Содомы[22], но о ней даже не стоит говорить.
Я бросил на него раздраженный взгляд, первый за день, сел за свой стол и, развернув свежий номер «Айриш таймс», пролистал его в поисках чего-нибудь, что имело отношение к нашей работе. С первого дня службы я невзлюбил мистера Денби-Денби, гомосексуалиста еще более скрытого, нежели я, а его стремление утаить свою истинную сексуальную ориентацию меня озадачивало и смущало.
63 
