Кора потратила на развлечения целое состояние. Однажды она заключила со своими гостями пари, что к столу подадут мясо, которое никто из них не решится разрезать.
Подана была она сама на громадном серебряном блюде, которое внесли четверо мужчин. Она была голая и только посыпана петрушкой.
Квентин Тивертон ни на миг не мог вообразить Селину в подобной ситуации. Но, возможно, и такой день придет.
Было жаль, страшно жаль, что такая прелестная юная девушка должна страдать только потому, что природа наделила его красотой, но что поделаешь, если так устроен мир!
— Пожалуйста… — умоляла Селина, — пожалуйста, спрячьте меня… Пожалуйста, возьмите меня с собой… куда угодно…
Противиться этой жалобной, по-детски простодушной просьбе было неимоверно трудно. Однако он ожесточил свое сердце:
— Я очень сожалею, но вы сами не знаете, о чем просите. Я небогатый человек, Селина…
— Мне не нужны деньги… — Она мучительно искала подходящие слова. — Пока я не возвращусь в Англию или, может быть, найду для себя… приличную работу.
Квентин Тивертон не стал ее разубеждать. На какую приличную работу может рассчитывать девушка с такой внешностью, как Селина? Ни одна женщина, если у нее есть глаза, не наймет ее ни на какую работу, и кокоткой она станет хотя бы только по той причине, что слишком красива, чтобы стать кем-то другим.
— Я не обойдусь вам… дорого… — сказала Селина. — Но мне с вами не будет так… страшно.
— Откуда вы знаете? — спросил Квентин нарочито грубо. — Мы с вами едва знакомы. Возможно, я еще хуже маркиза де Вальпре.
— Я уверена, что вы добрый, — заявила Селина. — И вы… джентльмен.
— Это еще не причина, чтобы доверять мне, — пытался защищаться Квентин Тивертон.
— Я знаю, что могу вам довериться, — настаивала Селина. — Что-то мне подсказывает… какой-то внутренний голос… Он помогает мне разбираться в людях.
— В случае с миссис Девилин он вам не очень помог, — возразил Тивертон.
Селина горестно смолкла. Она исчерпала весь свой запас аргументов.
— Я уже сказал вам, что единственное, чем могу вам помочь, это снабдить вас деньгами. Дождитесь момента, когда женщина, которая держит вас в плену, удалится куда-нибудь и оставит вас одну. И тогда бегите сломя голову.
Но, давая Селине такой совет, Тивертон на самом деле понимал, что миссис Девилин не настолько глупа, чтобы оставить Селину одну, предварительно не заперев ее.
Ему было известно, что в публичных домах Лондона и Парижа женщин держат словно узниц в тюрьме и как только они попадают под власть «мадам», то лишаются всякой надежды на освобождение.
После того, что уже случилось, миссис Девилин постоянно будет начеку.
Квентин взглянул на Селину и вновь отвел глаза. Ее молодость, хрупкость, незащищенность так не сочетались с жуткой историей, с ней приключившейся. Полнейший абсурд, нелепость!
Так как девушка невольно жестикулировала, помогая своему рассказу, то забыла поддерживать покрывало, и оно чуть сползло вниз. Сквозь простую ночную сорочку Квентин Тивертон мог узреть очертания маленьких грудей, еще не до конца оформившихся.
Со внезапно вспыхнувшей злобой он подумал о том, как бесстыдно лицемерна наша так называемая цивилизация, если юные существа, и не где-нибудь, а в центре Европы, выставляются на торги и покупаются за деньги мерзкими развратниками.
Но не в его силах и возможности этому помешать.
Сам того не желая, Квентин поднялся с решительным видом.
— Я отправляюсь спать, Селина, — сказал он. — Спрячьте деньги, те, что я вам дал… и, возможно, когда вы попадете в Баден-Баден, все сложится не так уж плохо, как вам кажется.
И опять ужасом наполнились ее глаза.
— Она будет… бить меня… пока не заставит… делать то, что ей надо!
— Черт побери! — в сердцах произнес Квентин Тивертон. — Как-то вы должны освободиться от нее!
Селина молчала и только жалобно смотрела на него. И он знал, о чем она думает.
— Нет, это невозможно! — сказал он после паузы. — Как я могу явиться в Баден-Баден с пустыми карманами и с особой, которую лишь накануне увидел в первый раз в жизни! Смешно и нелепо!
Он прошелся по комнате, встал у каминной решетки и уставился в черное холодное отверстие очага.
— Я не тот человек, кто вам нужен, Селина, — сказал он. — Знаете, кто я?
— Вы тот, кто добр ко мне.
Квентин Тивертон резко повернулся: