Чанс…
Ее сердце пропустило удар.
Он любил ее.
Об этом говорили все его поступки, снова и снова.
Глаза Тори наполнились слезами, и цифры в таблице поплыли.
Три долгих месяца она не позволяла себе вспоминать о Чансе, а теперь ни о чем другом думать не могла.
Она скомкала лист, кинула в мусор, закрыла учебник и встала.
— Мисс Бингем! — возмутилась миссис Малкей. — Куда вы направляетесь?
— Ухожу.
— Вы заболели?
— Да. — Это не было ложью.
Теперь, когда скорбь утихла и ей стало легче, Тори знала, что совершенно неправильно повела себя с Чансом. После всего, что он к ней чувствовал, после всей доброты, которую к ней проявил, Тори просто выкинула его из своей жизни.
Как эгоистичная плакса.
Тори поверить не могла, что поступила так бездумно, так эгоистично. Но ее охватывало горе, и она так погрузилась в боль от потери, что не могла говорить с Чансом.
Теперь ей нужно исправить ошибки. По крайней мере, извиниться.
Чанс стоял перед экраном, на котором демонстрировалась его презентация для совета директоров «Монтгомери девелопмент».
— Мы не ожидаем прибыли от проектов по развитию города, но наши подрядчики в конечном счете принесут нам немало пользы.
В кармане пиджака зазвенел сотовый, но Чанс не отреагировал, продолжая разъяснять преимущества и недостатки плана грандиозной перестройки городских зданий, которая не принесет им ни гроша. Тем не менее это был именно такой проект, который они искали, стремясь улучшить жилищные условия.
Сотовый снова зажужжал, и на этот раз Чанс вынул его из кармана и выключил. Макс, который, как председатель совета директоров, сидел во главе стола, начал:
— Ты рассчитал проекцию…
Зазвонил телефон на столе конференц-зала. Из динамиков раздался голос секретаря:
— Извините, мистер Монтгомери. Ваша мать на первой линии. Она сказала, что это срочно.
Макс потянулся к телефону, но Чанс его опередил:
— Она рядом с детьми, с ними что-то могло случиться.
Он схватил телефонную трубку:
— Мама?
— Чанс, милый, тебе нужно приехать домой.
У него замерло сердце.
— Почему? Что случилось? Что с детьми? — Дети в порядке, но ты мне нужен… — Мама, у меня совещание в разгаре.
— Чанс, ты когда-нибудь слышал, как я ругаюсь?
— Нет.
— Если не хочешь услышать, то приезжай. — С этими словами Гвен повесила трубку.
— В чем дело? — спросил Макс.
— Велела ехать чертовски срочно.
Макс поморщился:
— Тогда лучше послушаться.
Дверь открылась раньше, чем он успел к ней прикоснуться. Гвен приказала:
— Иди в кабинет.
— Где дети?
— Они в коттедже, с Бриджит.
Так звали новую няню. Чанс нахмурился:
— Тогда зачем ты меня вызвала?
Гвен развернула его за плечи и толкнула:
— Иди!
Он едва не споткнулся от толчка, а потом зашагал по коридору, ожидая увидеть очередной подарок. Мама купила ему новую мебель, новые костюмы, новую машину — все во имя обустройства его в городе; но Чанс знал, что она пытается отвлечь его от мыслей о Тори. Это не помогало. Время отчасти исцелило раны. Но бывали дни, когда он все еще тосковал по ней. И поэтому его бы не удивило, если бы в кабинете обнаружился агент по недвижимости с папкой, полной предложений.
Со вздохом Чанс открыл дверь и увидел Тори.
Он замер. Потом хотел броситься с ней. Но, очевидно, Тори приехала только для того, чтобы извиниться за то, что бросила его и детей. Она была доброй. Ответственной. Как бы глупо он выглядел.
Тори повернулась на звук открывшейся двери. Ее лицо ничего не выражало. Губы, сведенные в тонкую прямую линию, не улыбались, но и не хмурились. Большие карие глаза, мягкие и печальные, встретили взгляд Чанса.
— Привет.
Чанс шагнул в комнату:
— Привет.
— Хорошо выглядишь.
Он улыбнулся:
— В дорогих итальянских костюмах любой мужчина выглядит хорошо.
Тори подавила смешок.
— Ну конечно. Ты и сам знаешь, что красавец.
— Ты тоже хороша, так что нечего меня дразнить.
Тори засмеялась, и его сердце пропустило удар. Он сто раз слышал ее смех, но никогда в связи с тем, что касалось их двоих, их влечения, их связи. Он сделал еще один шаг.
— Ты вроде в порядке.
— Я в порядке. Правда. — Глаза Тори затуманились. — У меня были очень, очень трудные годы.