– Постой!
Она крепко ухватила его за волосы и притянула его лицо к своим губам.
– Зачем?
– Постой, – повторил он и прижался лбом к ее лбу. – Дыхание.
– Я дышу.
– Нет, нет. Я о себе. – Он набрал полную грудь воздуха, потом еще раз. – Ладно.
Она восприняла это как зеленый свет и опять притянула его к себе.
– Нет, я хотел сказать, – он разрешил мучившую его дилемму, схватив ее в охапку и прижав к себе близко-близко. Господи, ну зачем она такая стройная, такая мягкая и изящная? – Ладно. Переведем дух. Сделаем пару вдохов.
Он всегда считал, что у него твердая рука. Твердая как скала. Как рука хирурга. Так почему сейчас у него руки дрожат?
Он схватил ее за плечи и отодвинул от себя на вытянутые руки. Просто смотреть на нее, била в висках мысль, просто смотреть в эти огромные, ослепительные в своей красоте глаза, почти фиолетовые в мягком вечернем свете.
Он напомнил себе, как много ей пришлось пережить. И до сих пор приходится.
– Я не хочу тебя торопить.
В ее сумеречных глазах сверкнула искра, от которой в горле у него мгновенно сделалось сухо.
– Это ты из моей реакции заключил, что ты меня торопишь?
– Не знаю. Может быть. Просто если мы не сделаем передышку, паузу или что-нибудь еще, то мы окажемся голыми на веранде.
– Хорошо.
– Ну, тогда, – он уронил руки и неуверенно шагнул назад, – переведем дух.
– Я имела в виду, хорошо, если будем голыми на веранде.
У него опять перехватило дыхание.
– Рыжик, ты моей смерти хочешь!
– Я понимаю, у меня был слишком долгий период воздержания, но я не слепая и вижу, когда мужчина меня хочет. А если бы не видела, ты мне ясно дал это понять, когда в тот день мы говорили у мамы на кухне за кока-колой.
– Я был бы идиотом, если бы тебя не хотел, а моя мама всегда хвалится, что среди ее детей ни одного идиота нет.
– Так вот. Меня к тебе тоже влечет – это тебе хорошая новость.
– Это отличная новость! И я тоже не слепой и умею разглядеть, когда что. Но тут такое дело. Учитывая обстоятельства, я планировал немного размягчить твое сердце сегодняшним ужином, потом еще пару раз куда-нибудь тебя сводить и лишь затем уложить в постель.
Она оперлась спиной о столб и кивнула. В глазах мелькнула смешинка.
– Насколько я понимаю, ты и в личной, и в профессиональной жизни любишь, чтобы все шло по плану?
– Обычно так лучше получается.
– А сюрпризы ты не любишь?
– Против сюрпризов ничего не имею. – На Рождество. На день рождения, подумал он. – Давай окажемся голыми на веранде! О боже! Нет, нет, сюрприз – это нормально, – задыхаясь, выдавил он.
– Но тебе, наверное, нужно время, чтобы свыкнуться с сюрпризом, да? Пара минут?
– Пожалуй.
Теперь ее губы разошлись в улыбке, неспешно и беззаботно.
Сумеречные глаза, волшебные русалочьи волосы и длинный, стройный стебель тела.
Да, она действовала на него убийственно.
– А хочешь, я расскажу тебе свой план? – лукаво спросила она. – Это что-то вроде импровизации, но думаю, он вполне реален.
– Я весь внимание.
– Мой план таков. Мы пропускаем размягчение моего сердца посредством ужина и пару выходов в люди после этого. Если захотим, мы к этому вернемся потом, после того как очутимся голышом на веранде.
– Вот так сюрприз! Но ответ будет – нет.
Она вздохнула.
– А ты, Гриффин, крепкий орешек.
– Я про «голышом на веранде». Для первого раза можно придумать кое-что получше.
– А есть что-то получше, чем голышом на веранде?
– Сегодня – да. – Потому что это их первый раз, подумал он. Удивительный первый раз. – Я еще тебе второй этаж не показал.
Она чуть наклонила голову и заулыбалась шире.
– Нет, не показывал.
– А хочу показать. – Он подал руку. – Очень хочу.
Она накрыла его руку своей.
– Я бы с удовольствием, только я могу оказаться довольно старомодной.
– А я так не думаю, – возразил он и повел ее назад в кухню. – Ты не волнуйся, я тебе устрою подробную экскурсию.
Шелби задержалась и постучала пальцем по оставленной на столе сумочке.
– Вот интересно: когда я сегодня выезжала из дому, мама сунула мне в сумку презерватив.
– О боже! – Свободной рукой он потер лицо. – Надо бы, конечно, поблагодарить ее за предусмотрительность, но это будет неудобно. Значит, тут я подстрахован. Ха.