– Надо принять душ.
– Считаешь?
– Определенно. – Он с усмешкой понес ее в ванную. – Ванная тебе понравится.
Он не ошибся. Ей понравилось просторное помещение, объемистая ванна на ножках, плитка натуральных тонов. А больше всего ей понравилась огромная душевая кабина со всевозможными форсунками – она представила, что могут вытворять в пару и горячих струях двое изобретательных, находчивых людей.
Когда они снова оказались на кухне, Шелби ощущала себя свежей и заново родившейся. И еще она испытывала такое счастье, что жалела, что не умеет бить чечетку.
– Мне надо сообщить родителям, что я буду несколько позже, чем планировала.
– Пожалуйста. Хотя, учитывая, что твоя мама на прощание снабдила тебя презервативом, я не думаю, что они удивятся.
Шелби быстро набрала эсэмэску, поинтересовалась, уложили ли Кэлли. Грифф тем временем вновь поставил на огонь соус и кастрюльку для пасты, а она воспользовалась паузой и отправила легкомысленное сообщение Эмме-Кейт.
«Два часа как у Гриффа. До еды пока не дошло. Ты догадаешься, почему. Пока впечатление – WOW! Подробнее расскажу при встрече. Двойное WOW! Шелби».
– Я могу что-нибудь сделать? – обратилась она к Гриффу.
– Можешь. Ты можешь выпить свой бокал вина, до которого мы так и не добрались.
– Ну, хорошо. – Звякнул телефон, она взглянула на экран. – Мама. Говорит, Кэлли спит как ангелочек, и желает хорошо провести время. Ой, я тебе забыла сказать: Кэлли была расстроена, что не едет с тобой на свидание. Я пообещала, что мы вместе потом тебя куда-нибудь пригласим.
– Да? – Он обернулся и достал из холодильника салат.
– Дай-ка я этим займусь. У тебя есть салатная ложка с вилкой? Я бы перемешала.
– Что?
– Тогда дай две вилки.
– Ну, это-то точно есть. И на какое свидание предполагается меня пригласить? – с улыбкой спросил он.
– На пикник. – Шелби взяла вилки, итальянскую салатную заправку и улыбнулась в ответ.
– А что это будет за пикник? С холодной курочкой и картофельным салатом или пикник понарошку, с одним чаем? От этого зависит, как одеваться.
– Первый вариант. Я знаю одно место. Ехать недалеко. И еще чуть пройти пешком. Я запланировала на воскресенье после обеда, если тебя устраивает.
– Две рыжеволосые красавицы и еда? Считай, что я уже там.
– Гриффин, она тебя обожает.
– Это у нас взаимно.
– Да знаю. Это видно. Я только хочу сказать, ей ведь ко многому надо было адаптироваться за короткое время, и она…
– Могла слететь с тормозов?
– В такой ситуации это естественно. Ты добрый человек, Грифф. Это тоже видно. Не знаю, как у нас с тобой пойдет, но при любом раскладе я надеюсь, ты будешь время от времени приглашать ее на свидание.
– Счастливый я парень. Знаком с четырьмя поколениями женщин Донахью-Помрой и без ума от каждой. И мне бы не хотелось, чтобы это менялось. Дерзость и сила – вот что есть во всех вас.
– Ну, я свою дерзость и силу пока еще собираю по кускам.
– Ерунда.
Он произнес это так непринужденно, что Шелби в изумлении подняла голову и заморгала.
– Большинство из тех, кого я знаю, при известии о миллионных долгах, да к тому же чужих, оказались бы полностью деморализованы.
Он в курсе дела, подумала она. Так оно и бывает.
– Я же ему ни в чем не перечила!
– Говорю тебе: ерунда! Единственная твоя вина в том, что ты была молодая и импульсивная и влюбилась в неправильного человека. Неправильнее не бывает, я бы так сказал.
– Боюсь, тут ты прав.
– И вот ты обнаруживаешь, что по уши в долгах, неподъемных долгах, да еще с ребенком на руках. Но вместе того, чтобы лежать раздавленной и охать, ты берешься за этот груз и начинаешь разбирать завалы. А твоя девочка? Она весела и уверена в себе, потому что ты об этом позаботилась. Я тобою восхищаюсь, Рыжик.
Ошеломленная, она уставилась на него.
– Ну, я даже не знаю, что на это сказать.
– И кроме того, ты невероятно чувственная. – Он закинул пасту в кипящую воду. – И оттого жутко сексапильная.
Шелби засмеялась, потом продолжила заниматься салатом.
– Но ты можешь мне кое-что прояснить. Что давно не дает мне покоя.
– Давай попробую.
– Почему ты от него не ушла? Тебе же было плохо, и не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что он был для ребенка никудышным отцом. Что тебя удерживало?