Особенно,... 
77 
— К сожалению, — добавил Жан, — я не могу с вами согласиться. Почему вы считаете Вачиви человеком второго, а то и третьего сорта? Или, может быть, вам неизвестно, что даже король Франции, желая выразить свое уважение к индейскому населению Америки, пригласил в Лувр нескольких великих индейских вождей не ради экзотики или развлечения, а как почетных гостей? Мне об этом писал брат, который, как вы знаете, бывает при дворе, следовательно, его сообщениям можно доверять. Его Величество даже прислал вождям парадные камзолы, но они все равно надевают головные уборы из перьев и мокасины, а некоторые так и ходят в своих одеждах из кожи и меха. Тристан, правда, не упоминал, были ли при дворе Людовика индейские женщины, но индейские вожди были, и, возможно, из того же племени, что и Вачиви.
Несколько лет назад Тристан действительно написал Жану, что король Франции Людовик XVI искренне восхищается индейцами. Вряд ли с тех пор Его Величество изменил свое отношение к коренным обитателям Нового Света.
— Неужели ты собираешься представить свою… свою женщину ко двору? — спросил Арман, не скрывая ужаса. По-видимому, он прожил в Америке слишком долго и успел пропитаться здешними предрассудками. Для него подобное предположение звучало таким же кощунством, как если бы кто-то вздумал представить королю Франции одну из черных рабынь с его плантации. Правда, Арман и сам был не без греха — он не брезговал вступать в близкие отношения с рабынями, от которых у него было несколько незаконнорожденных детей, но ему и в голову не могло прийти заключить с кем-то из них законный брак или открыто появиться с ними в приличном обществе (если бы, к примеру, его супруга внезапно скончалась). Он бы скорее сам умер, чем представил свету своих черных любовниц. Спать с ним и рожать от него детей — на это они годились, но не более того. Вот почему Арман никак не мог взять в толк, почему его племянник, который отнюдь не был глупцом, так упорствует в своем желании сделать эту краснокожую красавицу графиней де Маржерак. Быть может, думал он, Жан просто еще не повзрослел, а может, слишком одичал за то время, пока скитался вдали от цивилизации.
— Я не исключаю, что Вачиви появится при дворе короля, — улыбнулся Жан, которому начинало нравиться поддразнивать своего «порядочного» дядю. «Пожалуй, — решил он, — в этом нет большого греха, уж больно гадко выглядели те принципы, которых придерживался Арман. — Правда, я был в Лувре всего пару раз, но брат бывает в Париже. У него много друзей среди министров двора, даже король прислушивается к его советам. Быть может, как-нибудь Тристан возьмет с собой и меня, а я — Вачиви. Думаю, она понравится Его Величеству. Кроме того, среди вождей, которых принимает наш добродетельный король, могут отыскаться и ее родственники, которые составят мне протекцию. — Жан улыбнулся. — Вам, верно, будет интересно узнать, что наш король пожаловал вождям дворянство, и некоторые из них решили навсегда остаться во Франции. Они не стали возвращаться домой и, представьте себе, прекрасно вписались в общество. Так обстоят дела у нас на родине, традиции которой вы, дядя, и тетушка так свято чтите.
— И все равно это… это возмутительно, — пробормотал Арман и скорчил такую презрительную мину, словно речь шла о чем-то постыдном. Сама мысль о том, что во Франции краснокожим могут пожаловать дворянские титулы и принимать при дворе, словно нормальных людей, казалась ему кощунственной. Он, впрочем, давно подозревал, что за годы, прошедшие после его отъезда, во Франции произошло ужасающее падение нравов. Пожалуй, теперь только де Маржераки и другие французские аристократы, осевшие в Новом Свете, являются единственными хранителями древних галльских традиций. По крайней мере, они-то знали, как надо обращаться с рабами. Не слишком притеснять, лечить и как следует кормить, но ни в коем случае не пускать в дом, где они могли попасться на глаза гостям (если только они не прислуживали господам за столом). Хорошо вымуштрованные домашние слуги и квалифицированные полевые работники проявляли порой недюжинную смекалку и были по-настоящему преданы своим хозяевам, но Арман считал — это не основание, чтобы садиться с ними за один стол. Есть рабы, и есть господа, так устроил Господь, и не им это менять.
— И все же, я думаю, ты совершаешь серьезную ошибку, — проговорил Арман, делая еще одну попытку переубедить упрямого племянника, которого он любил несмотря ни на что. — Поверь, Жан, право же, не стоит везти эту женщину во Францию. Ее место здесь, а там она всегда будет чужой. Сам посуди: она неграмотная дикарка, которая едва знает десяток слов по-французски. Что скажет твой брат, когда ее увидит? Король на то и король, он может позволить себе привезти из-за океана нескольких утыканных перьями дикарей, чтобы позабавить придворных, но что будешь делать ты, когда эта женщина тебе надоест? Отправишь обратно?!
77 
