– Тебе ее, верно, не хватает, – с сочувствием заметила Нонна, касаясь руки подруги.
Бриджит печально кивнула.
– Очень, – согласилась она, впервые осознав, что ей действительно очень не хватает Олимпии.
Брат Нонны Поль появился в воскресенье в драных джинсах, черной майке и кожаной мотоциклетной безрукавке. Худой и сосредоточенный, единственный в семье с темными волосами, которые он затягивал в тугой хвостик на затылке, а глаза прикрывал темными очками.
Нонна радостно его приветствовала.
– Я за деньгами, – объявил он.
– Как обычно, – вздохнула Нонна. – Может, сначала поздороваешься? Поцелуешь? Обнимешь? Хоть что-нибудь?
– Если у тебя есть бабки, тогда обниму.
– Благодарю покорно! Так приятно испытать всю силу братской любви.
Поль повалился в кресло, снял темные очки и уставился на Бриджит.
– А это кто? – грубо поинтересовался он.
– Единственная девушка, от которой ты не в состоянии отказаться.
– Слишком молода, – заявил Поль.
– Ну-ну, – покачала головой Нонна. – Не торопись, пока не узнаешь, что у нее есть именно то, что тебе нужно.
– Слишком молода, – повторил Поль.
Бриджит не могла сказать, что она получает удовольствие от подобного разговора. Что этот идиот о себе воображает?
– Моя лучшая подруга Бриджит, – наконец представила ее Нонна.
– Салют, Бриджит, – безразлично отозвался Поль.
– Станислопулос, – добавила Нонна.
Поль поднял брови.
– Из тех самых? – спросил он, воодушевляясь.
Нонна торжествующе ухмыльнулась.
– Правильно.
Поль еще внимательней присмотрелся к Бриджит.
– Покорнейше прошу вашей руки, – промолвил он, не сводя с нее глаз.
Она решила подыграть ему.
– Слишком поздно. Вы для меня староваты.
Нонна расхохоталась.
– Может, разрешите мне надеяться? – умолял Поль.
– Ну что я говорила! – торжествовала Нонна. – Деньги! Ни о чем другом этот поганец не думает. У него касса вместо сердца.
– Как и у большинства, – заметил Поль, все еще глядя на Бриджит.
В комнату вошла Эффи, одетая с ног до головы в оранжевое.
– Ты похожа на скворца, испуганного до поноса, – заметил Поль. – Что это за одеяние?
Эффи улыбнулась. Судя по всему, Уэбстеры к Полю привыкли и внимания на его грубость не обращали.
– Ну кто же так просит деньги? – укорила она, грозя ему пальцем. – Ах, какой скверный мальчик!
– Что же это такое? – пожаловался Поль. – Все думают, что я сюда только за деньгами являюсь.
– Потому что так оно и есть, – вмешалась Нонна.
Наблюдая эту семейную сцену, Бриджит пришла к выводу, что, каким бы грубым ни был Поль Уэбстер, вне сомнения, он самый красивый молодой человек, какого ей только приходилось видеть.
Но Бриджит уже знала цену красоты. В ней таилась опасность, душевные волнения и еще раз опасность.
Бриджит поумнела достаточно, чтобы держаться от всего этого подальше.
В жизни каждого человека бывают периоды, когда ему необходимо побыть одному. Ленни снял квартирку в Гринвич-Виллидже и забыл про весь белый свет. Для счастья ему хватало растворимого кофе, бутылки виски и нескольких чистых блокнотов.
То, что он бросил сниматься в фильме, было самым умным поступком в его жизни. Компромиссы не для Ленни Голдена. Он хотел работать творчески, а груз звездной ответственности гасил его творческие порывы.
Не говоря уже о Лаки, сгинувшей где-то в Японии.
Хватит с него роли звезды в плохом фильме, пора приниматься за настоящую работу.
Ему пришло в голову, что если он хочет сняться в хорошем фильме, то лучше всего сесть и самому написать сценарий. А для этого надо побыть одному.
Ленни понимал, что его агент и менеджер сейчас, вероятно, всюду ищут его. Но он также знал, что не хочет, чтобы его беспокоили, поэтому замел следы, сняв сразу крупную сумму со счета в банке, и не выписывал больше чеков.
Единственный человек, кому он позвонил, была Джесс.
– Слушай, – сказал он ей, – я должен немного побыть один. Если Лаки позвонит, скажи ей, что со мной все в порядке, и больше ничего.
Джесс заметила, что они оба до сих пор еще играют в игры и пора бы повзрослеть.
– Да я вовсе не пытаюсь с ней сквитаться, – терпеливо пояснил он. – Лаки в Японии. Когда вернется, мы встретимся. Пока же она не хочет, чтобы я ей звонил. Я и не буду. Никаких игр.
– Ладно тебе, – с отвращением заметила Джесс. – Вы хуже детей, ей-богу.