Значит, он пьян. Для Сильвии ничего не могло быть хуже, чем хвастливая болтовня ниоткуда. Эндрю, ее поддержка, ее друг, ее брат — ну, почти — ведет себя так глупо, так недостойно. Она прокричала:
— Прощай! — положила трубку и заплакала.
Это был самый ужасный момент в ее жизни — другого такого же не будет. Уверенная, что Эндрю забыл о ее звонке, она не ждала его, но через два дня он позвонил ей из аэропорта Хитроу.
— Вот я и приехал, малышка Сильвия. Где мы можем с тобой поговорить?
Тут же, в аэропорту, Эндрю набрал номер Юлии и спросил, можно ли им с Сильвией прийти и поговорить в доме. Свою квартиру он сдавал, а Сильвия жила в крохотной каморке вместе с еще одним врачом.
Юлия помолчала, потом сказала:
— Я не понимаю. Ты спрашиваешь для себя и Сильвии разрешения прийти в наш дом? Что ты хочешь этим сказать?
— Я думаю, тебе не понравилось бы, если бы мы пришли не спросясь.
Молчание.
— У тебя остался ключ, я полагаю. — На этом Юлия закончила разговор.
Приехав в дом, они первым делом пошли к ней. Юлия сидела одна, строгая, и раскладывала на столе пасьянс. Она подставила щеку Эндрю, хотела ограничиться тем же и с Сильвией, но не выдержала напускной суровости и встала, чтобы обнять молодую женщину.
— Я думала, что ты уже уехала в Цимлию, — сказала Юлия.
— Разве могу я уехать, не попрощавшись.
— А сейчас ты пришла прощаться?
— Нет, вылет через неделю.
Старые проницательные глаза изучили Эндрю и Сильвию с головы до ног. Юлия хотела сказать, что Сильвия слишком худа и что ей не нравится, как выглядит Эндрю. Что с ним происходит?
— Идите и поговорите, — велела она молодежи, беря в руки карты.
Оба виновато пробрались в большую гостиную, полную воспоминаний, и опустились на старинный красный диван, обнявшись.
— О Эндрю, только с тобой мне бывает так комфортно.
— И мне с тобой.
— А как же Софи?
Сердитый смех.
— С Софи — комфортно? С ней у меня все кончено.
— Бедный Эндрю. Она вернулась к Роланду?
— Он прислал ей красивый букет, и этого было достаточно.
— А что за букет?
— Ноготки — тоска. Анемоны — покинутый. И конечно же, тысячу роз. Что значит любовь. Да, ему достаточно просто послать цветы. Но надолго букета не хватило. Роланд снова стал вести себя как обычно, и тогда уже Софи послала ему букет, который говорил «Война»: чертополох.
— Она сейчас с кем-то другим?
— Да, но никто не знает с кем.
— Бедная Софи.
— Давай сначала займемся бедной Сильвией. Почему мы ничего не слышим о тебе и каком-то фантастически везучем парне?
Она бы выскользнула из-под его руки, но он удержал ее.
— Мне как-то… не везет.
— Ты влюблена в отца Джека?
И тут уж Сильвия отстранилась, выпрямилась, оттолкнула Эндрю.
— Нет, как ты можешь… — Но увидела его лицо, полное сочувствия, и сказала: — Да, я его любила.
— Монахини всегда любят своего священника, — проговорил он.
Сильвия не знала, была ли это намеренная жестокость с его стороны.
— Я не монашка.
— Иди сюда. — И Эндрю снова притянул ее к себе. Тогда она сказала тоненьким голоском, который он помнил по первым дням своего общения с Сильвией:
— Мне кажется, что со мной что-то не так. Я спала с одним человеком, с врачом из нашей больницы, и… в этом-то вся проблема, понимаешь, Эндрю. Мне не нравится секс.
Она всхлипывала, а он обнимал ее.
— Что ж, должен признаться, что я не столь продвинут в этом отношении, как мог бы. Софи не оставила места для сомнений в том, что по сравнению с Роландом я ничто.
— О, бедняжка Эндрю.
— И бедняжка Сильвия.
Так они плакали, пока не уснули, как дети.
Пока они спали, их навещали. Сначала Колин, поскольку Злюка забеспокоился, и это подсказало ему, что в доме есть кто-то посторонний. В комнате было темно. Колин постоял, глядя на двух спящих, сжимая пальцами пасть собаки, чтобы та не лаяла.
— Хорошая собачка, — сказал он, спускаясь по лестнице, Злюке, который к тому времени уже превратился в старого лысеющего пса.
Позже приходила Фрэнсис. Уже стемнело. Она включила ночник, который когда-то купили для Сильвии, потому что девочка боялась темноты, и постояла, как Колин, глядя на то, что можно было разглядеть — только их головы и лица. «Сильвия и Эндрю — о нет, нет!» — думала Фрэнсис, думала как мать и внутренне скрещивала пальцы, чтобы отвратить несчастье.