Они выбирали проселочные дороги, избегая оживленных трасс, заблудились, петляли, и все время их взгляды и улыбки обещали: сегодня вечером мы будем лежать в объятиях друг друга. День простоял теплый, в шелковисто-золотой дымке, и ближе к вечеру они очутились в уютном саду, на берегу реки, в компании черных дроздов и большого дружелюбного пса, который сидел возле них до тех пор, пока не получил по куску пирога от каждого, и только тогда побрел прочь, медленно помахивая хвостом.
— Вот толстая псина, — сказал Гарольд Холман, — и я превращусь в такую же после этого уикенда.
Нескрываемая радость на его дородном лице, явно не только от вкусного плотного обеда, заставила Фрэнсис в конце концов спросить:
— И чем это ты так доволен?
Он тут же понял и своим ответом отменил нечаянную агрессивность вопроса, о которой Фрэнсис тут же пожалела, поскольку она противоречила лучистому довольству в ней самой.
— О да, я очень доволен, ты права, абсолютно права, — сказал он и посмотрел на нее со смехом.
Фрэнсис подумала, что Гарольд похож на вальяжного льва, который лежит, скрестив перед собой мощные лапы и подняв величественную морду в медленном, ленивом зевке.
— Я расскажу тебе, расскажу тебе все. Но сначала я хочу показать тебе одно место, пока еще светло.
И они снова отправились в путь, в глубь Уорвикшира. Гарольд остановил машину перед гостиницей и вышел, чтобы открыть Фрэнсис дверь.
— Пойдем, взглянешь на это. — С другой стороны дороги виднелись деревья, надгробия, кусты, старый тис. — Я так хотел показать тебе… нет, ты ошибаешься. Это совсем не то, что ты подумала. Я не привозил сюда раньше другую женщину, просто был здесь несколько месяцев назад по делу, увидел все и подумал: это волшебное место. Но был я тогда один.
Рука об руку они пересекли улицу и остановились посреди кладбища, где тис был чуть ли не выше церковного шпиля. Опустились легкие летние сумерки, яркая луна выкатывалась на потемневшее небо. Бледные надгробия клонились в стороны, и казалось, что они хотят что-то сказать забредшим сюда людям. Дыхание теплого летнего воздуха, смешанное с языками прохладного тумана, окутало их, и они обнялись и стали целоваться, а потом просто стояли, тесно прижавшись друг к другу, и прислушивались к посланиям своих тел. Наконец давление неразделенных эмоций стало невыносимым, что заставило их отшагнуть друг от друга, хотя руки они не разняли, и Гарольд произнес:
— Да.
Ему не нужно было объяснять Фрэнсис причину сожаления, прозвучавшего в этом коротком слове. Она думала: «Я могла бы выйти замуж за кого-нибудь вроде него, а не за…»
Юлия называла сына имбецилом. Поскольку Джонни не позвонил ей после того странного собрания, созванного, «чтобы все смогли узнать правду», Юлия сама набрала его номер с желанием узнать, что он думает о Саксе, а вернее — что он готов сказать.
— Ну? — спросила она. — По-моему, выступление этого израильтянина должно было заставить тебя задуматься.
— Ты должна научиться оценивать ситуацию в долгосрочной перспективе, Мутти.
— Имбецил.
На кладбище сгустился мрак, а небо просветлело, и могильные камни засияли ярко и потустороннее; Гарольд и Фрэнсис прислонились к стволу тиса и смотрели из его тени, как набирает силу лунный свет. Потом они погуляли между могилами — все старинные, всем более века — и вскоре оказались в номере гостиницы, зарегистрировавшись как Гарольд и Фрэнсис Холман.
У нее в голове все крутилось: «А почему бы и нет, мы можем пожениться, мы можем быть счастливы, ведь другие люди женятся и живут счастливо», однако мысль о бремени и сложности дома Юлии не позволяла развить эту сумасшедшую идею, и в конце концов Фрэнсис отбросила ее. Она не станет сейчас пытаться разрешить неразрешимое и просто будет счастлива хотя бы одну ночь. И она была счастлива, они оба были счастливы.
— Созданы друг для друга, — выдохнул Гарольд ей в ухо и потом повторил громко, ликующе.
Они лежали бок о бок, сплетя конечности, пока за окном краткая ночь спешила навстречу рассвету, который сегодня не встретит препятствий в виде облаков. Луна серебрила оконные рамы.
— Я влюблен в тебя уже много лет, — сказал Гарольд. — Много лет. С тех пор, как впервые увидел тебя с двумя вашими малышами. Жена Джонни. Ты не знаешь, как часто я мечтал о том, чтобы позвонить тебе и попросить выскользнуть за угол, в кафе. Но ты была замужем за Джонни, а я боготворил его.