79 
Франклин пошел к себе, остановившись на секунду у двери кухни и послушав, как Джонни наставляет молодежь относительно тактики партизанской войны, направленной на разрушение империализма. Суть лекции была близка тому, о чем недавно говорил Дерек: из их слов выходило, что основным оружием в этой борьбе было воровство в магазинах. В своей комнате Франклин сразу направился к тумбочке, в ящике которой лежали деньги. Ему показалось, что их стало меньше. Он пересчитал: да, осталось меньше половины. Стоя и заново пересчитывая купюры, он услышал, как за его спиной появилась Роуз.
— Половина денег пропала, — выпалил он.
— Это я взяла. Разве я не заслужила их? Ты бесплатно получил новую одежду. Если бы ты покупал ее за деньги, то тебе хватило бы только на дешевку. То есть ты в прибыли, верно? У тебя шикарная новая одежда и половина денег.
Франклин смотрел на нее насупившись, сердито и с подозрением. Для него эти деньги были не просто подарком от Фрэнсис, которую он считал своей второй матерью. Он воспринимал их как символ принятия его в члены семьи. Символ того, что он — часть этой семьи. Роуз была холодна и полна презрения.
— Ты ничего не понимаешь, — сказала она. — Эти деньги принадлежат мне по праву, ясно?
Франклин беспомощно пожал плечами, и она постояла еще немного, меряя его взглядом, а потом ушла.
Франклин поискал место, куда бы положить оставшиеся деньги, но в этой комнате не нашлось ни одного укромного уголка. Дома он засунул бы секретный предмет между стеблей тростника, из которых сплетена крыша, или закопал бы его в земляном полу, или спрятал бы в буше. В родительском доме из стены можно было вытащить отдельные кирпичи, а потом вставить обратно. В конце концов он опять положил деньги в тумбочку. Сев на край кровати, Франклин расплакался — от тоски по родине, от стыда перед Фрэнсис и оттого, что по-прежнему чувствовал себя неловко в обществе тех революционеров, что заседали сейчас на кухне, хотя они-то обращались к нему как к своему. Выплакавшись, он заснул ненадолго, а потом поднялся на кухню, где после ухода мужчин вся молодежь занялась уборкой и мытьем посуды. Франклин включился в процесс — с облегчением и счастливый тем, что может участвовать в общем деле. Похоже, намечался ужин, несмотря на то что все шутливо стонали при любом упоминании еды. Уже поздним вечером, часов в десять, на столе вновь появился каркас индейки в сопровождении всевозможных начинок и гарниров, а также большое блюдо жареного картофеля. Все расселись с бокалами вина, усталые, довольные собой и Рождеством, но в дверь снова постучали. Фрэнсис выглянула в окно и увидела на тротуаре женщину, явно колеблющуюся, постучать ли ей еще раз или уйти восвояси. Колин встал рядом с матерью. Они оба опасались того, что это может быть Филлида.
— Я схожу, — вызвался Колин и ушел.
Фрэнсис наблюдала за тем, как сын разговаривает с гостьей, которая слегка покачивалась. Он положил руку ей на плечо, чтобы поддержать ее, и так обнимая, провел ее в дом.
Женщина, по-видимому, долго бродила по темным улицам и теперь мигала в ярко освещенной прихожей. Из кухни пришла Фрэнсис. Незнакомка спросила у нее:
— Ты ли это, свет моей души?
Незнакомка была средних лет, но точнее определить ее возраст не удавалось, потому что лицо ее было измазано, как и прекрасной формы белые руки, которыми она вцепилась в Колина. Выглядела она как человек, только что спасшийся после пожара или катастрофы. Лицо Колина морщилось от боли, мягкосердечная юность не могла сдержать слез.
— Мама, — произнес он призывно, и Фрэнсис подошла к незнакомке с другой стороны, и вместе с Колином они повели бедную бродяжку по лестнице в гостиную, где в этот момент было пусто и чисто.
— Какая чудесная комната, — сказала женщина и едва не упала на пол.
Колин и Фрэнсис уложили ее на широкий диван, и она тут же запела и стала размахивать грязными руками в такт мелодии… что это за песня? Да, точно, из какого-то старинного мюзикла:
— Я бродила и гуляла, я гуляла и бродила, и… да, шла куда глаза глядят, мои дорогие, и оказалась далеко от дома. — У нее был высокий чистый голос. Одета женщина была не бедно и на нищую не походила, однако явно была больна. Алкоголем от нее не пахло. Она запела другую песню: — Салли… Салли… — Сладкий голосок взял высокую ноту и без усилий держал ее. — Да, дорогой, да, — сказала она Колину, — у тебя доброе сердце, я вижу. — Большие голубые глаза, невинные, даже какие-то младенчески невинные, были обращены на Колина. Ночная гостья игнорировала Фрэнсис. — Доброе, но будь осторожен. Добрые сердца приносят нам одни беды, и кто знает об этом лучше, чем Марлен?
79 
