— Как раз этого я и хочу. Хочу, чтобы она поселилась в цоколе. В доме полно места. И это мой дом, о чем ты, похоже, предпочитаешь забывать.
— Не Юлии?
— По моральному праву он мой.
— Но здесь уже живет одна брошенная тобой семья.
— Ну-ну, не надо ссориться, — опять принялся увещевать их сценарист. И икнул. — Будь здоров! Извиняюсь.
— Мой ответ: нет, Джонни. Дом полон и без Филлиды, и ты, похоже, забываешь кое о чем. Если здесь появится Филлида, то Сильвия тут же уйдет.
— Тилли поступит так, как ей будет велено.
— Между прочим, ей уже исполнилось шестнадцать.
— Значит, она уже достаточно взрослая, чтобы хоть иногда навестить мать. А я что-то не вижу ее рядом с Филлидой.
— Ты знаешь не хуже меня, что Филлида начнет кричать на нее. В любом случае, сначала тебе стоит узнать, что думает по этому поводу Юлия.
— Старая ведьма. Она свихнулась.
— Нет, Джонни, она не свихнулась. И тебе лучше поторопиться, потому что скоро начнется чаепитие.
— Чаепитие? — переспросил товарищ из Халла. — О, чудненько. Чудненько, славненько. — Он посидел, раскачиваясь из стороны в сторону, долил себе вина в недопитый еще стакан, после чего сказал: — Простите… — И заснул прямо на стуле, с раскрытым ртом.
Фрэнсис слышала у себя над головой голоса — Джонни, его матери. «Ты круглый дурак», — разобрала она слова Юлии, и вскоре Джонни скатился с лестницы, перепрыгивая по две-три ступеньки зараз. Он вернулся в кухню взъерошенный, утратив свою неизменную самоуверенность.
— У меня есть право быть с женщиной, которая станет мне настоящим товарищем, — заявил он Фрэнсис. — Впервые в жизни у меня появилась подруга, равная мне во всем.
— Ты то же самое говорил про Морин, помнишь? И, само собой, про Филлиду.
— Абсурд, — отмахнулся Джонни. — Я не мог говорить ничего подобного.
Тут сценарист очнулся, пробормотал:
— Только что разорвал брачные узы. — И снова уснул. Забежала Софи — сообщить, что чаепитие начинается.
— Оставлю вас двоих сражаться с грехами мира, — сказала Фрэнсис и вышла из кухни.
Перед тем как присоединиться к приему у Юлии, она сходила к себе, чтобы надеть новое платье и причесаться. Свершившаяся трансформация заставила Фрэнсис вспомнить, что в свое время ее считали симпатичной блондинкой. А на сцене она порой была прекрасна. И с Гарольдом Холманом в тот уикенд, кажущийся теперь невероятно далеким, она определенно могла называться красавицей.
В начале декабря на половину невестки спустилась Юлия и произнесла, смущаясь, что было совсем ей несвойственно:
— Фрэнсис, меньше всего мне хочется обидеть вас… — Она держала в руке плотный белый конверт, на котором ее каллиграфическим почерком было выведено «Фрэнсис». В конверте лежали банкноты. — Не знаю, есть ли какой-то деликатный способ сделать это… но мне было бы очень приятно… Сходите в парикмахерскую и купите к Рождеству новое платье.
Фрэнсис предпочитала носить волосы разделенными на прямой пробор, но парикмахерша (разумеется, не Эвански и не Видал Сассун, которые признавали только супермодные стрижки) сумела эту простую прическу превратить в шикарную. И никогда Фрэнсис не платила за платье столько, сколько смогла позволить себе в этот раз. Надевать его к рождественскому обеду было бы бессмысленно, ведь ей нужно было накормить дюжину человек, но теперь она нарядилась и вошла в гостиную застенчиво, как юная девушка. Тут же посыпались комплименты и даже небольшой поклон — от Колина, который поднялся, чтобы уступить матери стул. Да, одежда определяет манеры. И еще кое-кто приложил особые усилия, чтобы выразить ей свое восхищение, — почтенный поклонник Юлии Вильгельм встал, согнулся над рукой Фрэнсис (ой, кожа еще наверное пахнет кухней!) и поцеловал воздух в миллиметре от нее.
Юлия кивнула и одобрительно улыбнулась.
— Вы балуете меня, Юлия, — сказала Фрэнсис.
Ее свекровь ответила:
— Моя дорогая, как бы я хотела, чтобы вы в самом деле узнали, что значит быть любимой и избалованной.
Затем Юлия разливала чай из серебряного чайника, а Сильвия, ее помощница, передавала куски штоллена и тяжелого рождественского пирога. Джеффри и Джеймс, Колин и Эндрю едва не падали со стульев, так им хотелось спать. Франклин наблюдал, как порхает вокруг стола Сильвия. Разговор поддерживали Вильгельм, Фрэнсис, Юлия и три девушки — Софи, Люси, Сильвия.