Одетт встает:
— Совершено гнусное преступление против трехдневного младенца, Ваша честь. Ответчица выражала в словесной форме враждебность и неприязнь по отношению к родителям этого ребенка, и государство докажет, что ее действия были преднамеренными и осознанными, с обдуманным намерением, а также факт безответственного пренебрежения безопасностью новорожденного и то, что, находясь в ее руках, ребенок получил травмы, повлекшие за собой смерть.
Эта женщина убила новорожденного? Я наскоро перебираю в голове возможные версии. Она няня? Синдром детского сотрясения? СВДС?[20]
— Это безумие! — взрывается Рут Джефферсон.
Я легонько толкаю ее локтем:
— Сейчас не время.
— Я хочу поговорить с судьей, — настаивает она.
— Нет, — говорю я. — Я буду говорить с судьей вместо вас. — Я поворачиваюсь к судье. — Ваша честь, мы можем поговорить минуту?
Я веду ее к столу защиты, всего в нескольких шагах от того места, где мы стоим.
— Я Кеннеди Маккуорри. Мы обсудим детали вашего дела позже, но сейчас мне нужно задать вам несколько вопросов. Как давно вы живете здесь?
— Меня заковали в цепи, — произносит она мрачным, полным гнева голосом. — Эти люди ворвались в мой дом посреди ночи и надели на меня наручники. Они надели наручники на моего сына…
— Я понимаю, что вы расстроены, — объясняю я, — но у меня всего десять секунд, чтобы узнать вас и помочь в этом суде.
— Вы думаете, что можете узнать меня за десять секунд? — говорит она.
Я делаю шаг назад. Если эта женщина не хочет бороться за свои права, я тут не виновата.
— Госпожа Маккуорри, — говорит судья. — Надеюсь, прежде чем я выйду на пенсию, мы все же сможем…
— Да, Ваша честь, — говорю я, поворачиваясь к нему.
— Государство видит коварный и жестокий характер этого преступления, — говорит Одетт.
Она смотрит на Рут. Мое внимание приковывает противостояние этих двух черных женщин: с одной стороны, безупречный костюм прокурора, ее туфли на шпильках и идеально сидящая блузка, а с другой — мятая ночная рубашка и платок на голове Рут. Это нечто большее, чем простая демонстрация. Это заявление, учебный пример для курса, на который я не записывалась.
— Учитывая серьезный характер обвинений, государство ходатайствует о задержании ответчика без права выхода под залог.
Я чувствую, как у Рут перехватывает дыхание.
— Ваша честь… — говорю я и замолкаю.
Мне не с чем работать. Я не знаю, чем зарабатывает на жизнь Рут Джефферсон. Я не знаю, есть ли у нее свой дом, живет ли она в Коннектикуте всю жизнь или же приехала сюда только вчера. Я не знаю, накрыла ли она подушкой лицо ребенка и держала ее, пока он не перестал дышать, или искренне негодует на сфабрикованное обвинение.
— Ваша честь, — повторяю я, — государство ничем не подтверждает своих не вызывающих доверия слов. Это очень серьезное обвинение и практически лишенное доказательств. В свете этого я бы попросила суд назначить разумный залог в размере двадцати пяти тысяч долларов с поручительством.
Это лучшее, что я могу сделать, учитывая, что она не дала мне вообще никакой информации. Моя работа состоит в том, чтобы сделать для Рут Джефферсон предъявление обвинения настолько безболезненным и справедливым, насколько это возможно. Я смотрю на часы. После нее у меня еще, наверное, с десяток клиентов.
Неожиданно меня тянут за рукав.
— Видите вон того мальчика? — шепчет Рут и смотрит на галерею. Ее взгляд замирает на юноше в самом конце зала, который встает, как будто его тянет вверх магнитом. — Это мой сын, — говорит Рут и поворачивается ко мне. — У вас есть дети?
Я думаю о Виолетте. Думаю о том, каково это, когда самое страшное в твоей жизни не капризы твоего ребенка, а видеть, как твоего ребенка заковывают в наручники.
— Ваша честь, — говорю я, — я бы хотела отозвать свои последние слова.
— Простите, что, адвокат?
— Прежде чем мы обсудим залог, я бы хотела получить возможность поговорить с клиентом.
Судья хмурится:
— У вас только что была такая возможность.
— Я бы хотела иметь возможность поговорить с моим клиентом больше десяти секунд, — уточняю я.
Он проводит ладонью по лицу.
— Хорошо, — соглашается судья. — Вы можете поговорить с вашим клиентом в перерыве, и мы вернемся к этому вопросу на втором заседании.
Бейлифы берут Рут за руки. Могу поклясться, она не понимает, что происходит.