— Какой уж тут секрет. Он исчез, — мрачно произнес герцог.
— Расскажи с самого начала, — предложил Иэн. — Когда ты обнаружил пропажу?
— Два часа назад, — ответил герцог. — Прежде чем переодеваться к ужину, я обычно обхожу теплицы. Сегодня немного позже, так как сегодня ко мне заходил агент, а потом заглянул ты. Я уже переоделся, а затем вспомнил, что не был в теплице. До ужина еще четверть часа — когда я один, то ужинаю в восемь. Пошел в сад. Захожу в теплицу, а вереска и нет!
— Он был в горшке? — спросила Беатрис.
— Горшков всего тридцать. Некоторые уже отцвели, но этот вот-вот собирался распуститься. Я уже ожидал первый цветок.
— Почему дверь теплицы не была заперта? — поинтересовалась Беатрис.
Вид у герцога был сконфуженный.
— Ключ потерялся много лет назад. Я уже давно собирался поставить новый замок. Заперты виноградная и персиковая теплицы. Вереск не всегда хранился в одном и том же месте — то слишком холодно, то слишком жарко, — вы же знаете, каковы садовники. Целую неделю не был в той теплице.
— Несколько неосторожно с твоей стороны, — заметил Иэн.
— К тому же я знал, были и такие, кто им интересовался или сам пытался вырастить голубой вереск. Но все же я ожидал честности. Не могу же я везде замки повесить.
— Ты абсолютно уверен, что он пропал? — спросила Беатрис.
— Обыскал все. Вызывал садовников, поднял весь дом вверх ногами. Все, конечно, знали, какой горшок я имею в виду. Вереск так и не нашелся — его определенно стащили.
— И что ты собираешься делать? — осведомился Иэн.
— Даже не знаю, черт возьми. Пришел к тебе за советом, а ты спрашиваешь меня. В конце концов, у тебя же есть голова на плечах. Тебе приходилось иметь дело с коммунистами и тому подобное.
— Вы считаете, что это дело рук коммунистов? — спросила Линетт.
Герцог поджал губы.
— Их сейчас везде пруд пруди. От них запросто можно ожидать чего угодно. Выпад против Шотландии. Голубой вереск многое значит для страны. Например, может привлекать туристов. Когда-нибудь он станет не менее популярным, чем лох-несское чудовище.
— Сегодня днем ты рассказывал мне о двух группах людей, которые особенно интересуются вереском, — сказал Иэн. — Помню, ты упоминал фирму в Глазго. А кто там еще?
— Американцы! Неделю назад получил письмо от какого-то американского дельца, — вспомнил герцог.
Внезапно он умолк и громко ударил кулаком по столу.
— Точно! — воскликнул он. — Бьюсь об заклад, это тот чертов американец, что арендовал в этом году Бенюр. Не далее как на прошлой неделе мы говорили с ним о вереске. Любопытный, то и дело задавал какие-то вопросы.
— Как его звали? — осведомился Иэн.
— Струтер, — ответил герцог. — Еще гнусавит. Всегда недолюбливал подобных типов. — Он умолк и, словно извиняясь, взглянул на Беатрис. — Знаю, знаю, ты тоже американка, Беатрис, но, черт побери, у тебя совсем не такая речь.
— Полагаю, мистер Струтер — янки, — сухо заметила Беатрис.
Беатрис необычайно гордилась тем, что южанка — из штата Виргиния. Она и вправду говорила без северного акцента. Иэн отлично знал о взаимной неприязни северян и южан.
— Янки пойдут на все, вплоть до кражи голубого вереска, да, мама? — сказал он, улыбнувшись матери.
— Это мог быть любой янки, не обязательно этот ваш мистер Струтер, — ответила Беатрис.
Иэн с улыбкой повернулся к кузену.
— Возможно, это и Струтер, — сказал тот. — Что он говорил о вереске во время вашей встречи?
— Он слышал о моих экспериментах. Его отец занимался садоводством. Сам он в этом не разбирается. Долго расспрашивал меня, пока я не рассказал о своем достижении.
— И вы показали ему вереск? — спросила Линетт.
Герцог в замешательстве посмотрел на нее:
— Надо признаться, да. Он проявлял интерес, и… вы же понимаете, если так этим увлекаться…
— Эх, Арчи, твое хвастовство тебя до добра не довело! — поддразнил его Иэн.
Герцог покрутил светлые усы:
— Получается, что так. Черт возьми! Знай я, что у него на уме, — быстро выставил бы отсюда.
— Не забывай, что это еще нужно доказать, — напомнил Иэн. — Нельзя торопиться с выводами. Говоришь, Струтер сейчас в Бенюре?
— Да. Арендовал его на один сезон. Заплатил старику Фрезеру пару тысяч. Тот на седьмом небе от счастья. Никогда раньше больше тысячи не получал, а его куропаткам до наших далеко.