Гарретт понятия не имела, сколько минут прошло, пока они лежали не шелохнувшись, и только их дыхание нарушало общий покой. Её тело напряглось... немного расслабилось... а потом Итан продвинулся ещё дальше. В сказочной тишине она чувствовала, как его плоть заполняет её... он постепенно продвигался всё дальше, так медленно захватывая новую территорию, что Гарретт не могла понять, исходит ли инициатива от него или от неё. Наверное что-то делала она сама: сводящая с ума жажда не позволяла оставаться ей полностью неподвижной. Бёдра продолжали содрогаться от желания затянуть эту дразнящую твердь в её лоно.
В тишине обострились все чувства. Она остро ощущала воздух, касавшийся голых ног, прохладу льняных простыней и вязаного хлопчатобумажного покрывала под собой. Волосатую руку Итана обнимающую её, хвойный запах мыла для бритья, едва уловимый, солоноватый аромат интимной близости.
Гарретт ощутила пульсацию его плоти в недрах своего тела, её глаза закрылись. Теперь он вошёл в неё целиком, так тесно заполняя, что она чувствовала каждое подрагивание. Внешне они оба были неподвижны, но глубоко внутри, её плоть обволакивала его естество, жадно лаская длинную твердь, соблазняя остаться. Она взяла в плен внушительного захватчика. Удовольствие омывало её от кончиков пальцев ног до макушки, мощный жезл пульсировал и вздрагивал, отчего её внутренние мышцы вновь сжались. Снова и снова, их соединённая плоть набухала, пульсировала, сокращалась, невидимые метаморфозы в глубинах её тела казались такими же неуправляемыми, как сердцебиение. Гарретт переполнял восхитительный жар, который она уже не могла выдерживать.
Она всхлипнула без слёз и с её губ сорвалось его имя:
– Эятан.
Его рука скользнула вниз, к тому месту, где она держала его в своих тисках, и начала нежно, но уверенно массировать её лоно. Она изогнулась, бёдра крепко прижались к его чреслам, и Гарретт забилась в конвульсиях в кольце его рук. Разрядка вышла из-под контроля, доведя её до изнеможения, и она рухнула в объятия любимого, как горсть увядших луговых цветов.
Итан почувствовал, как она вздрогнула, поняв, что он всё ещё находится в боевой готовности. Успокаивая Гарретт, Итан провёл ладонью по её бедру до колена, жалея, что на ней оставалось надето платье. У неё была потрясающая фигура, такая стройная и ладная, но в тоже время, обладающая внутренней силой. Они лежали в ворохе жёлтого шёлка, и только её ноги и грудь оказались обнажены. Ему нравились природные краски её тела: розовый, лиловый и кремовый, омытые солнечным светом. Блестящие каштановые, красновато-коричневые, шоколадные пряди волос навевали воспоминания о красках осени. Он видел, как пальчики на её ногах сжались и расслабились... эти чистенькие розовые пальчики с блестящими и подпиленными ноготками.
После оргазма её плоть оставалась уютной и разгорячённой, она периодически сжималась, чтобы его удержать. Находиться внутри этой жаркой лощины, полной жизни, казалось абсолютным блаженством. Гарретт не подчинится воли ни одного мужчины, даже его, но уступит, потому что желает и доверяет Итану. И только ему. Осторожно приподняв её ногу и отведя назад, он перекинул её через свою, раздвигая бёдра Гарретт шире. Она слабо запротестовала, опасаясь перенапряжения, но Итан успокоил любимую, поцеловав за ушком.
– Доверься мне, – прошептал он. – Мне не станет хуже от того, что я буду любить тебя, обещаю. Позволь мне полакомиться тобой ещё чуть-чуть.
Теперь, когда она расслабилась и привыкла к нему, он смог проскользнуть ещё дальше вглубь. Она удивлённо ахнула и схватила его за запястье. Обеспокоенный тем, что может причинить ей боль, Итан слегка отодвинулся, но её бедра быстро последовали за движением, и она снова вобрала его глубоко в недра своей плоти.
Его губ коснулась улыбка.
– Маленькая горячая негодница, – проговорил ей Итан на ушко. – Я заполню тебя, если именно этого ты хочешь.
Сжав её бедро, он начал томно двигать Гарретт, насаживая на своё твёрдое влажное копьё, контролируя и сохраняя медленный и постоянный ритм. Её дыхание ускорилось, она растаяла, позволяя ему беспрепятственно её направлять. Все ощущения сходились в одной точке, он всё глубже и глубже погружался в таинственные нежные глубины, кроме неё не существовало больше никакого другого мира, дыхания, языка, никакого солнца, никаких звёзд, ничего, что не начиналось с неё и не заканчивалось на ней.