Потому что он возвращается, вот какого. А я ничего не могу предпринять в этом дерьмовом лифте!
* * *
Маньяк, изрыгая проклятия, ворвался на кухню.
— Ну, я до тебя доберусь, задолиз паршивый! Оторву яйца и буду играть ими в теннис!
Дарио выставил перед собой в темноте острый кухонный нож и остался сидеть, скрючившись, в своем углу.
— Эй, педик, я же знаю, что ты здесь! — захихикал парень. — Сейчас поджарю тебе зад и слопаю!
* * *
Кэрри в изодранном платье битый час проторчала у входа на мясной рынок на Сто двадцать пятой Западной улице. Наконец ей стало ясно: никто не придет. Авария спутала шантажисту карты.
В Гарлеме начались пожары: горели грузовики, надрывались сирены. Пока пожарные тушили огонь, неуправляемая толпа забрасывала их бутылками и жестянками из-под консервов.
Кэрри похолодела от ужаса. Она различила в темноте, как группа парней тащит в аллею молоденькую девчонку. Какой-то старик со стереоприемником упал неподалеку от нее: его пырнули ножом, из раны хлестала кровь. Двое мужчин вырвали у него приемник.
Кэрри бросилась бежать.
* * *
Отделавшись от стюардессы, Джино поднял телефонную трубку.
— С кем вас соединить? — спросила телефонистка.
Он собирался назвать номер Косты в Нью-Йорке, но передумал. Лучше не надо. Зачем обнаруживать себя перед фэбээровцами? Телефон Косты наверняка прослушивается.
— Спасибо, ничего не нужно.
Джино встал, расстегнул брюки и во второй раз за вечер стащил их с себя. При этом он усмехнулся. Кто бы мог подумать, что Джино-Таран прогонит голую бабу? Джино-Таран… Давно уже его так не называли.
Он надел пижаму, сунул под подушку пистолет и включил телевизор.
Джонни Карсон.
Вот теперь он точно в Америке!
* * *
— Эй, — пробормотала Лаки. — О чем вы думаете? Мы же задохнемся в этом гробу! Я — так точно.
— Воздуха-то хватает, просто он горячий.
— Ага! Вы-таки обрели дар речи! Слава Иисусу!
Стивен вздохнул и переменил позу.
Да, Лаки, моя задница тоже ноет, и ломит поясницу, и ноги затекли, и хочется писать, и жажда такая, что можно убить человека…
Вслух он произнес:
— Почему вы думаете, что нам будет легче, если мы начнем разговаривать? У нас нет ничего общего. Терпеть не могу праздную болтовню.
— Большое спасибо! Для спора все-таки нужны двое.
— Поэтому-то я и стараюсь молчать.
— Я вам не нравлюсь?
— Леди, я вас не знаю и знать не хочу.
— Почему?
— Опять двадцать пять!
Лаки зевнула.
— Вы меня знаете.
— Что вы хотите сказать?
— Я же вас знаю!
— Откуда?
Она усмехнулась и воспроизвела уличный выговор:
— По запаху чую!
Ей удалось-таки смутить его! Опять воцарилось молчание. Но, Боже мой, какая же тут вонища! Это их общие испарения, его и ее.
— Простите, — тихо сказала она. — Должно быть, я схожу с ума. Сколько прошло времени?
Стивен молчал.
* * *
Дарио затаил дыхание. Маньяк подкрался ближе, на расстояние вытянутой руки. Руки Дарио, сжимающие нож, стали влажными от пота.
Его противник медленно, неуклонно подбирался к своей жертве.
* * *
Кэрри угодила прямо в объятия грубо остановившего ее полицейского.
— Куда торопишься, негритоска?
Она уж и забыла, когда ее так называли, и теперь тупо уставилась на стража порядка. И вдруг, размахнувшись, отвесила наглецу пощечину. Тот ошалел от изумления.
— Ну и ну! Да будь я последний сукин сын…
Кэрри вырвалась и бросилась наутек, но она была уже немолода, и он быстро настиг ее.
— Ты арестована, сука! — щелкнули наручники. — За оскорбление при исполнении служебного долга.
— Это недоразумение, — пролепетала Кэрри. — Я — миссис Эллиот Беркли.
— Да ну? А я — Долли Партон. Меня не разжалобишь.
Он втолкнул ее и в без того переполненный полицейский фургон, где Кэрри пришлось даже не сидеть, а стоять плечом к плечу, бедром к бедру с прочими задержанными.
— Стыд-позор! — завопил высоченный негр. — Я только-то и взял, что пару тапочек. Другие хватали лакирки по шестьдесят долларов. А я только пару тапочек!
Красивая пуэрториканка, закрыв глаза, причитала: «За что? За что?»
На уме у Кэрри вертелся тот же вопрос.
* * *
Примерно в половине третьего кто-то забарабанил в дверь люкса Джино Сантанджело в Филадельфии.