Да, Талейран искусно собирал вокруг себя недовольных, потчевал их своей мудростью, демонстрировал им свое блистательное мастерство в искусстве дипломатии. Он добивался осложнения отношений, с одной стороны, между Англией и Австрией, с другой — между Россией и Пруссией.
Глядя на Ричарда маленькими, глубоко посаженными серыми невыразительными глазками, князь бесцеремонно изучал стоявшего перед ним англичанина.
— Чего вы от меня ждете? — надменно спросил он, поворачивая голову так, чтобы парикмахеру было удобнее.
— Должности в Париже, ваше сиятельство, — напрямик отвечал Ричард, не прибегая к пространным предисловиям и не имея цели суетливо добиваться расположения его сиятельства, прежде чем сформулирует просьбу. Сейчас было дорого время, да Ричард и не был мастером славословия, хоть бы и из благих побуждений.
— Почему я должен вам ее дать? — сухо осведомился Талейран, вытягивая ногу, чтобы ему ее вытерли.
— Мой отец, которого вы, возможно, припомните, лорд Джон Мелтон, много лет был английским послом в Париже. Полагаю, что вы также хотя бы раз посещали в Лондоне моего покойного дядю, третьего маркиза Гленкаррона.
— Да, да, припоминаю обоих. Ваш отец умер?
— Да, пять лет назад. — Ричард опустил на секунду глаза. — Со времени его отъезда из Парижа прошло пятнадцать лет, но, я надеюсь, многие парижские друзья все еще помнят его.
— У некоторых людей долгая память, — уклончиво констатировал князь избитую истину с видом ее первооткрывателя. — Но почему непременно Париж?
— Дело в том, ваше сиятельство, что я не могу вернуться в Англию…
Француз удивленно приподнял бровь.
— В самом деле? Вас выслали?
— Да, ваше сиятельство.
— Причина?
— Дуэль, ваше сиятельство.
Князь вытянул губы трубочкой.
— Где вы остановились в Вене?
— В Хофбурге. Я гость его императорского величества царя России.
— Так-так… — Талейран пожевал губами, прищурился. Ричард стоял перед ним, опустив руки вдоль тела, не шевелясь. — Значит… Значит, вы человек из его лагеря? — подытожил Талейран свои непродолжительные и, надо сказать, незамысловатые раздумья.
— Царь проявил ко мне доброжелательность, — натянуто признал Ричард неоспоримый факт. — Что же касается конгресса и политических интриг на нем… лично меня это все не интересует. Я просто частное лицо и должен решить свои житейские проблемы. Потому я к вам и обратился. Этим я никак не наношу урона ни своей стране, ни той, в которой желал бы жить.
— Но если царь покровительствует вам здесь, почему бы ему не предложить вам должность в Санкт-Петербурге? — усмехнулся Талейран и любовно погладил рукой колено, обтянутое полотенцем.
— Я предпочел бы Париж, ваше сиятельство.
— Хм… Париж — город не для всех, — холодно и с явным подтекстом отвечал Талейран, не снимая широкой ладони с колена. — Просто так его не возьмешь… — Эти слова он произносил словно бы для себя, в ответ на какие-то свои мысли. — Боюсь, ничем не могу быть вам полезен… — Он посмотрел на Ричарда без всякого выражения, сквозь него, будто перед ним стояла раскрашенная картонка, изображающая человеческую фигуру.
Скрипнув зубами, Ричард сдержанно поклонился. Что он еще мог сделать в ответ на отказ? Ничего другого он и не ожидал с той самой секунды, как только увидел перед собой лицо этого властелина над слабыми, простодушными и ущербными. Абсурдно было надеяться, что этот человек, предававший всех, кому когда-либо он служил, вдруг совершит добрый поступок, из которого не сможет извлечь для себя сиюминутной выгоды.
Подавив желание сказать Талейрану что-нибудь едкое, Ричард молча пошел к двери. Отец часто рассказывал ему о том, как, будучи послом в Париже, он помогал Талейрану в самые критические моменты его карьеры деньгами. Пожалуй, француз подтвердил сейчас, что на самом деле у большинства людей память короткая.
В приемной, когда Ричард вернулся туда ни с чем, аудиенции ожидала целая толпа посетителей. С утомленными лицами, они держались подчеркнуто безразлично, как держался и Ричард, дожидаясь своей очереди. Один из сидевших, когда Ричард проходил мимо, поднялся и пошел вместе с ним — вероятно, поняв, что сегодня до него очередь не дойдет.
— Удачно? — спросил он, когда они начали спускаться по широкой мраморной лестнице с позолоченными перилами.
Мужчина был средних лет, с лицом обветренным и суровым — должно быть, решил Ричард, старый вояка, побывавший в трудных походах.