94 
— Да, помню отлично. Лошади великолепные… Дайте мне… четыре! — приказал Ричард.
Конюх помолчал, посмотрел на толпящихся возле конюшни слуг, которые в основном болтались без дела. Ричард понимал, что конюх прикидывает, кто из них способен управлять четырьмя лошадями, да еще ночью.
— А!.. — бросил конюх, залихватски махнул рукой, словно отрубил, и криво улыбнулся Ричарду: — Я сам! Им не справиться…
— Время поджимает, — коротко заметил Ричард.
Но конюха уже не было рядом, а слуги заметались вокруг, выполняя его распоряжения.
Он поднял глаза к окнам, откуда, как ему показалось вдруг, Александр может сейчас наблюдать за ним.
Спустя несколько минут элегантные сани ждали Ричарда во дворе.
— Мне нужен дорожный плащ, — напомнил он.
Как по волшебству, тут же появился дорожный плащ, подбитый мехом соболя. Слуга протянул Ричарду меховую соболью шапку.
— Я выбрал двух грумов, которые поедут с вами, сударь, — сказал главный конюх, когда все было готово. — Это лучшие из моих людей. Оба могут править, если захотите, и оба немного говорят по-немецки.
— Пусть садятся в сани… Да побыстрее… А я немного говорю по-русски, — ответил Ричард, чем немало удивил конюха: прежде они разговаривали исключительно по-немецки, все же немецкий Ричард знал лучше.
Ему было известно, что, как бы ни были хороши русские кучера, они побаиваются быстрой езды — если кучер опрокинул карету или сани или загнал царских лошадей, его ждало суровое наказание. Так что, несмотря на свою знаменитую удаль, царские кучера приучали себя ездить со всей осторожностью… Но сейчас им придется нестись на всех парах.
Сани были готовы, лошади били копытами — черные, с длинными гривами и хвостами, очень красивые, но Ричарду было сейчас не до того, чтобы любоваться красотой любимых животных. Каждая секунда промедления, пока экипировались грумы, казалась ему вечностью, он со страхом ждал, что вот-вот во двор выбегут слуги Волконского или Екатерины и не дадут ему уехать. И князю, и княгине мгновенно станет понятно, куда он собирается держать путь, и от обоих в будущем можно ожидать только мести, которая в данном случае будет равна смерти.
Ричард знал, что он смертельно оскорбил Екатерину — растоптал, смешал с пылью… И знал, что никому еще не удавалось нанести князю Волконскому мало-мальское оскорбление и остаться в живых. Князь обладал огромной властью, был правой рукой императора Александра, и все при русском дворе пред ним трепетали. А он, Ричард Мелтон, опальный в своей стране англичанин, обошелся с ним как с безродным пленником: избил его, скрутил, будто куклу, и запер в шкафу. Более унизительную расправу трудно вообразить…
Но был человек еще более могущественный, еще более опасный, и звали его граф Аракчеев! Правда, сейчас Ричард не думал об этом, все его мысли были только о Ванде. Держа вожжи в одной руке и кнут в другой, Ричард наконец тронулся, когда все заняли свои места, и лошади вынесли сани сквозь узкие ворота дворца Хофбург на заснеженную улицу.
Следующие несколько миль Ричард смотрел только на лошадей, присматривался к каждой, привыкал. По счастью, они были приучены бежать в одной упряжке, а он отлично владел кнутом. Даже самые злые его недоброжелатели не могли отрицать, что он редкий по искусности и чувству лошади наездник, хотя раньше управлять четверней ему доводилось не так часто. Зато все хорошо его знавшие охотно делали на него ставки, когда он принимал участие в скачках в Ньюмаркете.
Сейчас лошади шли ровной рысью. Ричард, несколько пообвыкнув в слегка позабытой им роли, принялся анализировать стратегию гонки. Эту скачку должен выиграть он, и только он — других вариантов он не мыслил себе. Главный фактор для него сейчас — время. У соперника преимущество в выходе на старт первым. Он успел покрыть немалое расстояние. Но он не знает о том, что его преследуют, а следовательно, не готов к этому. Так что надо не терять ни минуты, чтобы не дать Ванде попасть в лапы Аракчеева — и надо попасть с нею в Вену раньше, чем князь Волконский пошлет за ними в погоню.
Пока они на территории Австрии, можно было рассчитывать на то, чтобы справиться с князем, хотя нужно было ожидать, что Волконский постарается отомстить ему ударом ножа в спину под покровом ночи или каким-нибудь другим способом.
Но самое ужасное произойдет, если Ванда окажется в когтях Аракчеева. Прозванный злым гением Александра, Аракчеев был жестким, расчетливым человеком. У него не было друзей, если не считать нескольких не менее безжалостных типов — нормальный человек не мог находиться с ним рядом. Даже придворные подхалимы произносили имя Аракчеева с презрением, а более честные и могущественные не скрывали своей ненависти к царскому министру.
94 
