15 
Равина подняла занавеску и выглянула наружу.
Лошади медленно шли по длинной прямой подъездной аллее, окруженной с обеих сторон строго упорядоченными садами. Впереди стоял старый каменный дом, стены которого были увиты листьями ярко-красного вьющегося растения, аккуратно подрезанного вокруг многостворчатых окон. Даже издалека Равина увидела, что у всего поместья ухоженный и обновленный вид.
Участок перед парадной дверью засыпали новеньким гравием и совсем недавно аккуратно разровняли граблями. Все выглядело как с иголочки. Даже клумбы были расположены аккуратными рядами: красные — отдельно, голубые и белые — отдельно.
— Боже мой! — воскликнула Равина. — Когда мы свернули на подъездную аллею, я подумала, что Джордж ошибся домом. Помню, в детстве я часто заглядывала за ограду Прайери. Аллея всегда была заросшей высокими сорняками, а дом выглядел обветшалым, почти разрушенным. А теперь только посмотрите! Любому было бы приятно назвать его своим домом.
Сэр Майкл засмеялся от удовольствия, его суровое лицо как будто помолодело.
— Вы говорите совершенно правильные вещи, леди Равина, — сказал он. — Я очень расстроюсь, если вы не придете завтра на ленч, потому что у меня к вам тысяча вопросов, и, честно говоря, я не представляю, как продолжать восстановление дома без вашего совета и помощи.
— Благодарю. Я уверена, что моя помощь вовсе не будет необходимой, но мне приятно, что вы считаете иначе.
— И вы как-нибудь останетесь на несколько ночей? У нас множество комнат. Уверен, ваша кузина тоже захочет прийти, так что у вас будет компаньонка.
Равина кивнула и мило улыбнулась, но не ответила.
Она позабыла о Дульси. Ну, конечно, можно отправиться в Прайери вместе с ней.
Этот проклятый сэр Ричард Кроуфорд глубоко ошибался. Если с ней поедет компаньонка, не будет причин не погостить в Прайери.
Когда они подъехали к входу, сэр Майкл выпрыгнул из коляски, сказал еще много теплых благодарственных слов и остался стоять, махая вслед рукой, пока Джордж разворачивал экипаж и переводил лошадей на рысь.
Равина со вздохом откинулась на спинку. Через пятнадцать минут они достигнут Кербишли-холла. Как же ей хотелось выпить хорошую чашку чаю и насладиться уютом собственной комнаты!
Джордж вывел лошадей за ворота и щелкнул кнутом, чтобы их подогнать. Последние несколько миль экипаж ехал в гору, животные устали, и нужно было уделить им внимание.
А жаль… Если бы кучер обернулся, то заметил бы всадника на взмыленной лошади, спрятавшегося в зарослях кустарника. Этот же человек разговаривал с ним во дворе гостиницы во время ленча.
Но даже острый глаз Джорджа не различил бы еще одного силуэта: одинокого серого коня и всадника, которые на секунду показались на склоне холма, а затем спустились в заросли деревьев и скрылись из виду.
Глава четвертая
Раздражение Равины рассеялась, точно утренний туман, когда экипаж наконец взобрался на последний холм и начал долгий спуск к Кербишли-холлу. Девушка высунулась из окна, подставляя лицо легкому бризу. Она почти готова была поверить, что чувствует в воздухе морскую соль.
Равина сняла шляпку, позволяя ветру играть со светлыми волосами, расплетать тугие локоны. Вот. Они почти дома.
Кербишли-холл, загородная резиденция графа Эшли, расположился в широкой долине, укрытой от моря пологими холмами, а от соседнего городка Росборн — широким лесным массивом. Это был великолепный дом, мягко отливавший золотом в лучах клонящегося к закату солнца и окруженный прекрасными угодьями и садами.
По активной деятельности, развернувшейся перед парадной дверью с портиком, Равина определила, что экипаж со слугами уже прибыл. Лакей как раз помогал нянюшке Джонсон подняться по лестнице. Строго говоря, старушке следовало зайти вместе со всеми слугами через черный ход, но никто не смел сказать ей этого, а уж тем более Равина.
— Равина, дорогая, как приятно видеть тебя снова! Прошло так много времени.
Навстречу Равине сбежала по лестнице Дуль-си — высокая и худая темноволосая женщина в темно-синем платье очень строгого покроя, лишь слегка украшенном белым кружевом на воротнике и манжетах. На тонкой цепочке, застегнутой у нее на талии, висели всевозможные ключи и другие предметы, полагающиеся экономке.
Дульси было всего двадцать восемь, но тревоги последних лет оставили на ее внешности заметный след. В прядях проглядывала преждевременная седина, а приятные добрые черты немного портило озабоченное выражение, почти никогда не покидавшее ее лица.
15 
