Она могла бы нанять карету в гостинице и заплатить за нее по возвращении в Хейвенхерст, но цена могла превысить ее возможности, даже если бы блестяще поторговаться.
Но хуже всего была проблема с дядей Джулиусом. Он, конечно, придет в ярость, если она вернется на две недели раньше, чем должна была – при условии, что сумеет вернуться. И когда она приедет домой, что скажет дядя Джулиус?
Однако в данный момент перед ней стояла еще большая проблема: что делать сейчас, когда две беззащитные женщины полностью затерялись в дебрях Шотландии, ночью, в холоде, под дождем.
На тропе послышались шаркающие по гравию шаги, и обе женщины выпрямились, подавляя надежду, вспыхнувшую у них в груди, и стараясь сохранить на лицах невозмутимость.
– Ну, ну, ну, – громко заговорил Джейк. – Рад, что догнал вас и… – Он забыл, что хотел сказать, когда разглядел, как чрезвычайно комично выглядели две женщины, сидевшие рядом с совершенно прямыми спинами на сундуке, чопорно и с достоинством, одни под черным зонтиком посреди пустоты. – А… где ваши лошади?
– У нас нет лошадей, – надменно сообщила ему Люсинда, что подразумевало, что такие животные нарушили бы их уединение.
– Нет? А как вы сюда добрались?
– Какой-то колесный экипаж привез нас в это заброшенное место.
– Понятно.
Он погрузился в пугающее молчание, и Элизабет хотела сказать по крайней мере что-нибудь любезное, когда Люсинда потеряла терпение.
– Ты пришел, как я понимаю, чтобы уговорить нас вернуться?
– А… да. Да, за этим.
– Ну, так говори. У нас нет времени. – Слова Люсинды поразили Элизабет как откровенная ложь.
Когда Джейк, казалось, растерялся, не зная, что теперь делать, Люсинда встала и помогла ему.
– Я понимаю, мистер Торнтон глубоко сожалеет о своем непростительном и необъяснимом поведении?
– Ну, да, думаю, так и есть. Некоторым образом.
– Без сомнения, он намерен сказать нам об этом, когда мы вернемся?
Джейк заколебался, взвешивая свою уверенность в том, что Ян не имеет ни малейшего намерения сказать что-нибудь в этом роде, против уверенности, что если женщины не вернутся, ему придется есть собственную стряпню и спать с нечистой совестью и больным желудком.
– Почему бы нам не позволить ему самому извиниться, – уклонился он от ответа.
Люсинда повернула на тропу, ведущую к дому, и величественно кивнула:
– Возьми сундуки. Пойдемте, Элизабет.
К тому времени, когда они подошли к дому, в Элизабет боролись два чувства: удовлетворение от извинений и желание убежать. В камине горел огонь, и она почувствовала огромное облегчение, увидев, что в комнате нет их хозяина поневоле.
Однако он появился через несколько минут, без камзола, неся охапку дров, которую сбросил у камина.
Выпрямившись, повернулся к Элизабет, которая следила за ним, старательно сохраняя равнодушное выражение лица.
– Кажется, произошла ошибка, – коротко сказал Ян.
– Означает ли это, что вы вспомнили, что посылали письмо?
– Его послали по ошибке. Другой человек был приглашен сюда. К сожалению, приглашение послали вашему дяде.
До этого момента Элизабет не могла представить, что можно испытать еще большие унижения, чем те, через которые уже прошла. Лишенная даже возможности справедливо возмутиться в свою защиту, она оказалась перед фактом, что стала нежеланной гостьей кого-то, кто поставил ее в глупое положение уже не раз, а дважды.
– Как вы добрались сюда? Я не слышал лошадей, и, конечно, карета не могла подняться сюда.
– Большую часть пути мы совершили в колесном экипаже, – уклончиво ответила она, хватаясь за объяснение, сделанное ранее Люсиндой, – а сейчас он уехал.
Элизабет увидела, как сузились его глаза от гнева и раздражения, когда он понял, что не избавится от них, если только не захочет потратить несколько дней на то, чтобы проводить их обратно в гостиницу. От страха, что наполнившие глаза слезы готовы вылиться наружу, Элизабет закинула голову и отвернулась, притворившись, что рассматривает потолок, лестницу, стены, все, что угодно. Сквозь застилавшие глаза слезы она впервые заметила, что дом выглядел так, как будто его год не убирали.
Рядом с ней Люсинда огляделась, прищурив глаза, и пришла к такому же выводу.
Джейк, предчувствуя, что старая женщина готова сделать какое-то обидное замечание по поводу дома, отвлек удар на себя с притворной веселостью.
– Ну вот, – начал он, потирая руки и подходя к огню. – Теперь, когда все устроилось, может быть, мы как следует познакомимся? А затем подумаем об ужине.