Но увидев издали, что происходит, молодой человек развернул лошадь и ускакал прочь: он не был героем.
Эдвард этого даже не заметил — сейчас он думал только о дочери и о том, как ее спасти. Подъехав к ферме сбоку, он увидел четырех индейцев, окруживших трупы Питера и Хайдена Сореля. Эдвард выстрелил, но промахнулся. В следующую секунду в его плечо вонзилась стрела. Она прилетела со стороны входа в сарай, и он выстрелил в том же направлении.
Это был его последний выстрел. Еще две стрелы попали в цель, и он, упав с лошади, больше не двигался.
Восемь воинов-команчей закончили дело, ради которого приехали. Следы тринадцати лошадей привели их на эту ферму. Они видели, что отсюда ускакали одиннадцать всадников. Значит, двое остались здесь. Один из этих двоих был уже мертв. Здоровенный фермер — пока нет.
Он был только ранен. Путь к дому ему отрезали так же, как и путь в сарай. Четыре индейских воина пытали его, остальные обыскивали дом и сарай.
В сарай вошли двое. Один забрался в фургон и принялся вышвыривать оттуда вещи. Другой оглядывал помещение в поисках тайников. Его глаза внимательно обследовали каждый уголок сарая.
— Лицо воина было бесстрастным, но душа его надрывалась от горя. Вчера он приехал в лагерь команчей и увидел все, что сделали белые. Он вернулся к своим после трехлетнего отсутствия, но не успел спасти мать и сестру. Месть никогда не искупит их страданий", но приглушит его боль.
Заметив отпечатки пальцев на пыльной крышке, он медленно подошел к ящику для продуктов, сжимая в руке короткий, остро заточенный клинок, которым сдирал шкуры с убитых животных.
Кортни не слышала, как индейцы вошли в сарай. Ее сердце стучало так сильно, что заглушало другие звуки.
Крышка ящика открылась, и Кортни не успела даже вскрикнуть, когда индеец схватил ее за волосы. Кортни зажмурилась, поняв, что сейчас ей перережут горло. Индеец дернул ее голову назад, приставив к шее нож. Еще одну секунду, Боже, всего одну…
Она не открывала глаз. Команчи хотел, чтобы она смотрела на него, когда он будет убивать ее. Другая женщина лежала в яме без сознания, но эта дрожала от страха. Однако она так и не взглянула на него! Он намотал ее волосы на кулак? зная, что это причинит ей боль, но она лишь крепче зажмурила глаза.
Только теперь, разглядев девушку, он понял, что она не здешняя. На ней была красивая дорогая одежда. Кожа слишком белая для жены или дочери фермера, едва тронутая загаром. Волосы как мягкий шелк струились под его пальцами. Присмотревшись внимательнее, он понял, что ей от силы четырнадцать, а может, и меньше.
Воин медленно перевел взгляд с ее лица на фургон, из которого Кривой Палец выбросил множество платьев, и отпустил волосы девушки.
Насмерть перепуганная, Кортни открыла глаза. Прошло столько времени, а лезвие так и не коснулось ее горла. Когда он отпустил ее, она, посмотрев на индейца, чуть не хлопнулась в обморок. Никогда еще она не видела ничего страшнее, чем индеец.
Его длинные волосы, черные как смоль, были заплетены в две косы. Голая грудь раскрашена красными полосами, разноцветный рисунок делил лицо на четыре части, скрывая его черты. Но более всего Кортни поразили глаза, в упор смотревшие на нее: они не выражали угрозы.
Быстро взглянув в сторону, воин опять уставился на нее. Тут Кортни увидела руку с ножом, направленным на нее.
Заметив, как расширились от ужаса эти золотисто-карие глаза, индеец Издал какой-то звук. Девушка вдруг обмякла и стала медленно оседать на пол. Ох уж эти глупые восточные женщины! Они даже не позаботились об оружии!
Вздохнув, он заколебался. Она так похожа на его сестру — те же детские круглые щечки… Нет, он не может убить ее!
Индеец тихо закрыл крышку ящика для продуктов и отошел к фургону, показав знаком Кривому Пальцу, что они и так потеряли здесь много времени.
Элрой Брауэр проклинал злую судьбу, которая занесла его в Уичито в тот самый день, когда там появился Билл Чапмен. Он знал, что умрет, но когда, когда? Индейцы увезли его на несколько миль от фермы. Они скакали на север по следам Чапмена и остановились, когда солнце стояло в зените.
Почти все индейцы издевались над ним, но только сейчас Элрой понял, что они собираются с ним сделать. В мгновение ока его распластали голого на горячей земле, и он почувствовал, как те части его тела, которые никогда не знали солнца, медленно поджариваются в полуденных лучах.
Проклятые дикари уселись вокруг, наблюдая, как он страдает. Один из них каждые пять секунд похлопывал по обломку стрелы, торчавшему из его бедра, и боль волнами расходилась по телу Элроя, не успевая утихнуть в короткие промежутки.