chitat 
37 
— Почему ты не ответила мне прошлой ночью?
— Наверное, по той же причине, что ты отказался отвечать мне, — обронила девушка.
— О чем ты толкуешь? Ларисса печально улыбнулась:
— Прекрати, Винсент, ты никогда не отличался тупостью. Это попросту тебе не идет. Каждый раз, когда я пыталась заговорить о нашей свадьбе, ты тут же менял тему. Я мигнуть не успевала, как мне затыкали рот, и весьма ловко. Что ж, значит, этот предмет мы обсуждать не будем. И поскольку мне достаточно ясно дали это понять, нет ничего удивительного в том, что отныне моя дверь останется запертой.
Винсент, нахмурившись, шагнул к ней, но Ларисса повелительно подняла руку и отступила. Она не позволит ему коснуться себя, однако не потому, что теперь все окончательно выяснилось и он действительно не собирался жениться на ней. Нет. Она боялась себя. Собственной слабости. Боялась вновь растаять в его объятиях. Ей следует научиться презирать его. Снова. И уж разумеется, не стоит с замиранием сердца ждать его уверений в том, что все будет хорошо и она стане г его женой. Но она все равно ждала.
— Тебе ведь не хочется, чтобы мы расстались, верно? Опять он пытается пустить в ход один из своих бесчисленных тактических приемов, включая вкрадчиво-хрипловатый голос. Сумеет ли она противостоять ему?
— Не хочется. В отличие от тебя. Останется ли все по-прежнему или мы сегодня же распрощаемся, зависит от тебя. Я только следую зову своего сердца — И твое сердце подсказывает не прогонять меня. Тут он прав. Ларисса и не подозревала, что успела полюбить его так сильно. А ведь все началось с мыслей о том, как было бы прекрасно выйти за него замуж. Он сумел завоевать сначала ее сострадание, а потом и сердце. То притяжение, которое она испытывала к нему, было престо еще одним благом… или проклятием.
— Искушение — это соблазн запретного. Па законам Божеским и человеческим я не имею на тебя никаких прав. Ты для меня запретен. И дело не в моих чувствах. Не будь у меня брата и слуг, за которых я несу ответственность, возможно, все это не казалось столь уж важным. Но отныне мне придется растить Томаса самой. И быть для него таким же примером, каким был отец. Указывать правильный путь.
— Твой отец не сумел быть хорошим… не важно, — осекся Винсент, рассеянно запустив пальцы в черную шевелюру. Он сильно расстроен? Или рассержен? Трудно сказать, поскольку он редко выказывал какие-то эмоции, кроме страсти. Ларисса нимало не сомневалась, что ему нравятся такие отношения и он с радостью их продолжит. Очевидно, сейчас он злился, потому что она первая решила прекратить ночные свидания. Иначе Ларисса не могла. Да, она ему небезразлична, но чтобы жениться, позволить ей войти в его жизнь… Тогда где же ее место? Каким он его представляет? Воспитание и происхождение не позволят Лариссе стать его любовницей. Неужели он не ждал ничего большего, кроме короткой мимолетной связи, которая закончится раньше, чем он считал?
Она и сама ощутила нечто вроде благодатного гнева. Все что угодно, лишь бы забыть о боли, стиснувшей сердце.
— Винсент, я не понимаю, чего вы от меня хотите? Сами-то вы знаете это?
— Знаю одно, не хочу, чтобы вы меня покидали.
— Это возможно только в случае нашей свадьбы.
— Черт побери, — вспылил он, — я не могу на вас жениться!
— Но почему? — не выдержала девушка.
— Из-за вашего отца.
Вместе со смущением в душу прокралась тревога.
— При чем тут мой отец?
— Есть много такого, о чем вы не подозреваете, — пробормотал Винсент.
— В таком случае объяснитесь!
— Ларисса, мне не хочется оскорблять ваши дочерние чувства.
Девушка побледнела, поняв его слова по-своему:
— Значит, он мертв? И вам все было известно с самого начала? Получили доказа…
— Нет! — выдохнул он и, подбежав к ней, прежде чем она успела отстраниться, схватил за плечи.
— Ничего подобного! Все это теперь не имеет значения. В вас вся моя жизнь. И к тому же ваш отец просто задержался, и нет причин предполагать худшее. Честно говоря, я не удивился бы, постучи он сегодня в дверь.
Слова его оказались пророческими. Громкий стук так поразил Лариссу, что она оцепенела и затаила дыхание. Но ожидание оказалось слишком тяжелым испытанием. Она вырвалась из рук Винсента и, не обратив внимания на его тяжкий вздох, метнулась к порогу и тут увидела дворецкого, величаво шествующего к парадному входу.
— Я не имел в виду, что он покажется сию же минуту, — прошептал Винсент, и на этот раз ей послышалось в его голосе нечто вроде искреннего сочувствия. Однако она снова проигнорировала его. Больше не стоит слушать ни уверений, ни отрицаний. Это ее последняя надежда. Господи милостивый, пусть это окажется ее отец! Она больше никогда, никогда ни о чем не попросит…
37 
