Хайндз, прочистив горло, спросил:
– А кого-нибудь из художников вы там не заметили?
Нельсон сердито посмотрел на него; взгляд, который Шивон послала Хайндзу, тоже содержал гнев – ведь он перебил разговор о Кафферти.
– Джо Драммонд тоже был, – как бы про себя произнес художник. – Я не видел Селин Блэкер, но она наверняка пропустила на халяву не один стаканчик, а потом слушала льстивые излияния в свой адрес.
– А как насчет Хэсти?
– Хэсти не часто посещает подобные сборища.
– Даже если у него есть живопись для продажи?
– Он предоставляет это продавцам. – Нельсон, прищурившись, спросил: – А вам нравятся его работы?
– Что-то в них есть, – тоном знатока изрек Хайндз.
Нельсон покачал головой, словно не был вполне согласен с подобной оценкой.
– Мистер Нельсон, позвольте спросить вас вот о чем, – прервала их разговор Шивон. – Вы сказали, что Эдвард Марбер был обманщиком. Но я так и не поняла, кого он обманывал.
– Да всех, черт возьми. Он продавал картину за ту цену, что она реально стоит, а художника уверял, что пришлось немного уступить, чтобы она ушла.
– А как он при этом обманывал покупателя?
– Да ведь покупатель вполне мог купить эту картину за более низкую цену. Или, к примеру, он впаривает несведущему покупателю работу нового колориста, а это попросту фуфло. Но он и тут вздувает цену.
– Но ведь силой никого покупать не заставляют, – возразил Хайндз.
– Но они все-таки покупают, особенно после того, как Эдди заморочит им головы.
– А вы, мистер Нельсон, продавали свои работы напрямую, без посредников? – задала вопрос Шивон.
– Продавцы захватили весь рынок, – со злостью ответил Нельсон. – Проклятые кровососы…
– А через кого вы выходите на рынок?
– Есть одна галерея в Лондоне: Терретс Уайт. Лондонский галерейщик тоже себя не забывает…
Послушав еще минут пятнадцать пустопорожнее брюзжание художника, Шивон и Хайндз вышли на улицу и остановились невдалеке от дома. Машина Шивон стояла у кромки тротуара, машина Хайндза была припаркована во втором ряду автомобилей, стоящих вдоль улицы.
– А он все еще говорит о Марбере в настоящем времени, – заметила Шивон.
Хайндз кивнул.
– Похоже, что убийство не сильно его тронуло.
– А может, он прочел те же книги по психологии, что и мы, и понимает, как надо себя вести.
Хайндз сосредоточенно сощурился, обдумывая ее довод, и после недолгой паузы вспомнил:
– Он видел Кафферти.
– Да. Хотела тебя поблагодарить, что ты так быстро сменил тему, стоило ему о нем упомянуть.
Хайндз снова умолк, будто припоминая, как все было, а потом пробурчал что-то вроде извинений.
– А почему тебя так интересует Кафферти? Она повернулась к нему.
– А что?
– Я слышал, что между Кафферти и детективом Ребусом что-то было.
– И что же об этом ты слышал, Дейви?
– Ну, что они… – Хайндз, казалось, наконец-то понял, что сам загнал себя в угол. – Да ничего.
– Ничего? Ты действительно ничего не слышал?
Он пристально посмотрел ей в глаза.
– Почему ты не взяла меня с собой, когда шла к Доминику Манну?
Она почесала ухо, осмотрелась по сторонам, а потом снова повернулась к Хайндзу.
– А ты знаешь, какой был его первый вопрос ко мне? «А где ваш приятель-гомофоб?» Вот поэтому-то я и не взяла тебя с собой. Считала, что смогу вытянуть из него побольше, если тебя рядом не будет. – Чуть помолчав, она добавила: – Поэтому я так и поступила.
– Что ж, вполне разумно, – согласился Хайндз; плечи его обвисли, ладони, сжатые в кулаки, прятались в карманах.
– А что за картины у Нельсона, знаешь? – спросила Шивон, чтобы поскорее переменить тему.
Хайндз вытащил из кармана правую руку, сжимавшую четыре открытки. На них были работы Малколма Нельсона. И названия типа «Первые впечатления, оказавшиеся последними», «Взгляд на то, что давно известно». Названия, казалось, не увязывались с живописью: поля и небо; скалистая коса; вересковая пустошь; лодка на озере.
– Ну как? – спросил Хайндз.
– Да не знаю… Вообще-то я ожидала чего-то более…
– Абстрактного и сердитого?
Шивон бросила на него многозначительный взгляд:
– Именно.
– Абстрактная и сердитая живопись не продается, – объяснил Хайндз. – Ее не покупают те, кто знает, какого рода эстампы и открытки нужны публике.
– Что ты имеешь в виду?